Чарльз Де Линт - Лунное сердце

Он еще крепче прижал к себе Сару, а потом отклонился, чтобы заглянуть ей в глаза.

— Ты меня понимаешь?

— Для тебя это был год, — медленно заговорила Сара, — а для меня всего один день. Я много думала о тебе… но не ждала, что мы встретимся вот так.

Он хотел снять руки с ее плеч, но она удержала их ладонями.

— Я же не говорю, что мне так не нравится, — сказала Сара.

И вдруг ее пронзила зловещая мысль. Оба раза, когда она была с ним, что-то выталкивало ее из этого времени прочь, буквально оттаскивало от барда. Видимо, то, о чем она подумала, отразилось на ее лице, потому что Талиесин спросил:

— О чем ты вспомнила?

— Я не хочу возвращаться, — сказала Сара. — Во всяком случае не сейчас. Но, кажется, у меня нет выбора.

— На этот раз есть, — быстро отозвался бард. — Раньше ты казалась мне видением из другого времени. Помню, я подумал, что ты из племени Гвин ап Надд. Ты была словно паутинка, хоть я и подарил тебе это. — Он приподнял пальцем воротник ее плаща. — Но сейчас я ощущаю тебя совсем иначе, хотя не могу объяснить, как и почему. Может быть, ты другая, потому что сегодня мы призывали тебя арфой и барабаном. И я знаю, что, если ты сейчас вернешься к себе, в твоем мире ты будешь призраком.

При этих словах испытываемое Сарой облегчение испарилось, и ее охватила странная тревога. Если она вернется к себе? Значит, предполагается, что она останется тут навсегда? А как же Джеми, Дом, Байкер, Джули? Сара прижалась лицом к плечу Талиесина, она сама не понимала, чего хочет, только бы он обнимал ее подольше. Она разберется во всем. Потом.

— Ну? Где же музыка? — сердито рявкнул Хаган. — По лесу носятся злые духи! Мы что, хотим впустить их? Или будем отгонять волшебными мелодиями?

Мэй-ис-хюр направила на мужа испепеляющий взгляд, но тут же поняла, что он специально заговорил так грубо. Пора этим двоим разомкнуть объятия, а то они не смогут справиться со своими чувствами. Надо им передохнуть — поесть, попить, поболтать обо всем понемногу. Пусть стук барабана вернет их в нормальное состояние, пока ночь не наслала неистовство в их души.

— Кха, — тихо сказала она, опустившись на шкуру. Потом взяла свой барабан и начала ритмично выстукивать мелодию.

Сара и Талиесин отступили друг от друга, некоторое время смущенно постояли, потом уселись на шкуры, не касаясь один другого, но достаточно близко, чтобы коснуться, если захочется.

— Ты голодна, Сара? — прогудел Хаган. — А пить хочешь?

— Немного, — ответила Сара и вдруг поняла, что умирает от голода.

— Прекрасно! Осталось мясо да эль. Правда, он очень крепкий, смотри пей понемножку!

Он улыбнулся в бороду. Заразившись его благодушием, Сара улыбнулась в ответ.

И пока она ела и маленькими глотками пила домашний эль, Талиесин и Мэй-ис-хюр снова заиграли. Арфа и барабан дополняли друг друга. Ритмы, выстукиваемые Мэй, были сложны, она не вела мелодию, а скорей следила за гармонией. Хаган свистел в маленький, с шестью отверстиями свисток Талиесина. Крошечный инструмент казался в его больших руках смешным, и Сара вспомнила о Байкере с его увлечением акварелью.

Кончив есть, Сара вынула из футляра гитару. Поначалу ей не удавалось вписаться в их трио, но время от времени, улучив момент, вступала и она. Ей было хорошо и спокойно, она чувствовала, что вокруг друзья. То и дело она встречалась взглядом с Талиесином и снова ощущала родство их душ, но размышлять сейчас об этом она не хотела. Все опасности, все ее смятение были позабыты. Она жила этой минутой, жила сейчас. Она знала, где-то о ней волнуются, но надеялась, что ее поймут. Конечно поймут. И Джеми, и Байкер, и Джули, как же иначе! Вот если бы и они могли оказаться здесь!

К тому времени, как музыка затихла, ее блаженно разморило от эля и испытанных волнений, и она готова была заснуть. Странная ночь за стенами башни казалась чем-то далеким, не имеющим к ней отношения. Если там, за окнами, и таились какие-то опасности, музыка и колдовство давно их усмирили и разогнали.

Смеясь, они все вместе поднялись наверх. На секунду Сара встревожилась, не понимая, где она будет спать, но Мэй-ис-хюр отвела ее к своей охапке меховых шкур, а Талиесин, уложив и поцеловав ее, удалился на свою постель. Не успела голова Сары коснуться свернутого одеяла, которое служило ей подушкой, как ее сморил сон.

Все спали, а Талиесин сидел у окна и всматривался в ночь. Надо же, что Сара вернулась к нему именно в Ночь Охотящихся Духов. Он старался понять, что означает такое совпадение. Ей показалось, что прошел день, а для него это был целый год. Из всех ночей она явилась именно в сегодняшнюю! Удивительно! Ведь эта ночь — Ночь Духов, когда все таинственные силы пробуждаются и выходят на охоту — тонконогие квин-он-а, и лукавые хоночен-о-ке, и маниту, и существа куда более страшные — демоны и трагг-и, болотные ползуны и великаны, живущие в кедрах. Словом, все обитатели Среднего Царства — светлые, темные, серые. И духи!

Сара пришла из какой-то непонятной страны, сходной со страной маниту. И что это значит? Если других духов волшебство, творимое барабаном и арфой, отпугивало, то Сару оно привело сюда. Правда, Мэй-ис-хюр так и предсказывала.

Талиесин увидел, как над морем поднимает свои рожки узкий полумесяц. А ведь луна зашла несколько часов назад. Талиесин понял, что сегодня ночью он не сможет заснуть, как другие. Не заснет, пока сам не пустится бродить по ночному лесу.

Он в последний раз окинул взглядом комнату, где спали остальные, с завистью посмотрел на их сомкнутые веки и, вздохнув, спустился вниз. Не взяв ни арфы, ни плаща, он вышел в ночь. Сердце его билось в такт со звуками тьмы, он шагал между елями и кедрами, пока не пришел к большому островерхому валуну; здесь, на лужайке, было место для занятий Мэй-ис-хюр. Она называла его Ратхе-фейн — Медвежий Камень. Здесь творила она свое колдовство, здесь они обменивались своими познаниями, и здесь же однажды ночью он встретил своего деда, встретил легко и просто, как будто Талиесина не отделял от родных Зеленых Островов целый океан.

Талиесин стоял, прислонясь к Медвежьему Камню, вглядываясь в тени, залегшие между соснами, и ждал того, кто, как он знал, непременно придет. Вот в воздухе пробежала дрожь, легкая, как вздох арфы. Опьяняющий аромат цветущих яблонь, острый и нежный, как весной, заглушил запах сосновой смолы и соленой морской воды. При их встречах дед иногда являлся в образе его учителя — Мирддина — с такими же, как у того, мечтательными золотистыми глазами, с седеющими черными волосами, завязанными в пучок на затылке. А иногда он представал перед Талиесином, приняв вид Зеленого Человека — в плаще из листьев дуба и омелы, с узким, как у лисы, загорелым лицом. Сегодня к Талиесину приблизился олень с тяжелыми ветвистыми рогами, его рыжевато-бурая шкура блестела в свете звезд, взгляд затененных глаз был загадочным.