Robert van Gulik - Убийство в лабиринте

– Какая черная неблагодарность со стороны девчонки! – негодующе прошептал Ма Жун Цзяо Даю. – Ведь это я спас ей жизнь. И к тому же я видел ее в таком виде, в каком надлежит видеть женщину только мужу!

– Молчал бы! – прошептал в ответ Цзяо Дай. – Посмотрел на эту бабенку голой, с тебя того и хватит!

– Я прошу у вас разрешения оставить моего сына здесь, в Ланьфане, – продолжал Фан, – ибо нигде в Поднебесной он не найдет второго такого хозяина, как ваша честь. Я умоляю вашу честь взять его, несмотря на ничтожность дарований, в службу при управе!

Выслушав внимательно старосту, судья Ди отвечал:

– Фан, сын твой остается при управе приставом. Я рад, что Божественное Небо в своей бесконечной милости пожелало, чтобы страшное преступление в итоге привело к тому, что радость вошла в два семейства. Когда вы зажжете красные свечи на свадьбе Черной Орхидеи, радостное ожидание светлого будущего исцелит старые раны в сердце ее отца! С большим сожалением принимаю вашу отставку. Сегодня вы числитесь на службе последний день.

Староста Фан и его сын встали на колени и несколько раз ударили лбами в пол, в знак благодарности.

Три пристава сообщили, что хотели бы вернуться к прежним занятиям. Остальные пожелали остаться на постоянной службе при управе.

Покончив со всеми этими формальностями, судья Ди закрыл заседание.

У ворот управы стояла и ждала огромная толпа. Да Кея и госпожу Ли посадили на открытую телегу, так, чтобы доски с их именами и совершенными преступлениями были видны всем.

Затем ворота открылись, и на улицу вынесли паланкин с судьей. Десять приставов шли впереди паланкина и столько же – позади. Ма Жун и десятник Хун ехали верхом по левую руку, Цзяо Дай и Дао Гань – по правую. Четыре гонца бежали впереди с плакатами, на которых было написано «Уездный начальник Ланьфана». Стражники ударили в ручные медные гонги, и вся процессия двинулась к южным вратам. Окруженная солдатами телега с приговоренными ехала в конце; за ней следовала толпа горожан.

Когда кортеж продвигался по мраморному мосту, алые лучи восходящего солнца коснулись макушки пагоды на лотосовом пруде.

Лобное место находилось сразу за южными вратами. Паланкин с судьей вынесли через калитку возле ворот. Когда судья вышел из паланкина, к нему приблизился для приветствия командир гарнизона.

Военный отвел судью к временной скамье с помостом, которую выстроили за ночь. Солдаты построились в каре перед помостом.

Палач воткнул меч в землю и скинул куртку. На нагом торсе рельефно выступали тугие мышцы. Двое подручных взобрались на телегу и повели преступников на середину лобного места.

Они развязали Да Кея и поволокли его к столбу с двумя перекладинами, вкопанному в землю. Один подручный привязал шею казнимого к столбу, другой прикрутил руки и ноги к перекладинам.

Когда все было готово, палач выбрал тонкий, длинный нож и встал перед Да Кеем, вопросительно глядя на судью.

Судья Ди подал знак.

Палач вонзил нож прямо в сердце преступника, который умер, не испустив ни звука.

Затем тело Да Кея было разрублено на куски. Когда началась эта жуткая процедура, госпожа Ли потеряла сознание, а несколько зрителей прикрыли лица рукавами халатов.

Наконец, палач поднес отрубленную голову судье, который сделал на лбу отметку алой тушью. Затем голова была брошена в корзину вместе с остальными частями тела.

Госпожу Ли тем временем привели в чувство, воскурив у нее перед носом сильные благовония.

Двое подручных выволокли ее к помосту и поставили на колени.

Казнь закоренелой преступницы

Увидев приближающегося палача с плеткой в руках, госпожа Ли начала отчаянно кричать, моля о пощаде.

Но палачу и его людям такие сцены были не в новинку; не обращая ни малейшего внимания на мольбы госпожи Ли, они приступили к делу. Один из подручных распустил женщине волосы, взял прядь в руку и заставил госпожу Ли наклонить голову назад. Другой сорвал с нее верхнюю одежду и завел ей руки за спину.

Палач попробовал плетку в воздухе; это жуткое орудие, каждый ремешок которого был усеян стальными крючьями, можно было увидеть только на месте казни, поскольку никому еще не удавалось остаться в живых после бичевания им.

По знаку судьи палач занес плетку, которая опустилась на нагую спину госпожи Ли с неприятным звуком, разодрав ее плоть от шеи до поясницы. Госпожа Ли упала бы на землю от силы удара, если бы подручный по-прежнему не держал ее за пучок волос.

Когда голос вернулся к госпоже Ли, она принялась кричать изо всех сил. Но палач опускал плетку снова и снова. После шестого удара показались кости, кровь хлынула ручьем, и госпожа Ли лишилась чувств.

Судья Ди поднял руку.

Потребовалось некоторое время, чтобы привести женщину в чувство.

Затем подручные вновь поставили госпожу Ли на колени, а палач занес меч.

По знаку судьи меч опустился, одним могучим ударом отделив голову от тела.

Судья Ди пометил голову алой тушью. Затем палач швырнул ее в корзину, чтобы позднее прибить гвоздями к городским вратам и оставить там висеть на три дня.

Судья Ди сошел с помоста и уселся в паланкин. Носильщики возложили шесты к себе на плечи, и первые лучи солнца заблистали на шлемах у солдат.

Паланкин сначала доставили к Храму Городского Божества; военный командир следовал за ним в открытом портшезе.

В храме судья рассказал богу-покровителю Ланьфана о преступлениях, которые были совершены в городе, и о казни, постигшей преступников. Затем судья и военный командир воскурили благовония и произнесли молитву.

Во дворе храма они распрощались.

Вернувшись в управу, судья Ди пошел прямиком в свой частный кабинет. Выпив кружку крепкого чая, он сказал десятнику Хуну, что тот может пойти позавтракать. Позже днем они составят отчет для столичных властей о приведении приговоров в исполнение.

В углу главного двора десятник Хун обнаружил беседующих Ма Жуна, Цзяо Дая и Дао Ганя. Когда десятник подошел, он услышал, что Ма Жун ругается по поводу того, что он по-прежнему расценивал как измену со стороны Черной Орхидеи.

– Я почему-то был уверен, что женюсь на этой бабенке! – говорил он огорченно. – Она чуть не зарезала меня при нападении на наш отряд в горах. Мне это чертовски понравилось!

– Считай, что тебе повезло, брат! – попытался утешить его Цзяо Дай. – У этой девицы Фан язычок – что бритва. Жизнь была б у тебя несладкая!

Ма Жун хлопнул себя по лбу.

– Вспомнил! – воскликнул он. – Вот что я сделаю, друзья! Я куплю себе одну девчонку, которую зовут Тулби. Крепкая девчонка, молодая, смазливая и не знает ни слова по-китайски! Вот с кем в доме будет и тишина и порядок!