Фридрих Незнанский - Отмороженный

Проректор натужно засмеялся, потом осекся. И только посмотрел вслед Сергею, не забывшему хорошенько хлопнуть дверью.

Что– то напугало проректора. И потому он очень постарался, чтобы приказ об отчислении уже назавтра лежал у него на столе. И все равно опоздал.

Студент Горюнов опередил его. Написал заявление с просьбой об отчислении, доложили проректору. Хочет забрать документы.

Подумав, проректор позвонил в райвоенкомат по месту жительства строптивца. В столице он не прописан, ответили ему. Снимает комнату. Не жалея времени и нервов, проректор дозвонился до далекого Тейкова. Так, мол, и так. Отчислен студент такой-то. Отсрочке от службы в армии более не подлежит. Там удивились такой оперативности, но приняли к сведению. И когда Горюнов вернулся на малую родину, его уже ждала повестка из военкомата.

От Горюнова я поехал прямо на Пушкинскую, к Меркулову. Я был не в себе. И желал знать, в курсе ли он насчет просьбы генерала Тягунова, как изложил ее мне разбитной помощник.

Меркулов слушал меня, сочувственно кивая. Привычно помассировал ладонью левую сторону груди. Наверное, он понял это все по-другому.

– Не понимаю, в чем твоя проблема, – сказал он. – Генерал хочет, чтобы ты нашел его сына, майора Тягунова, пропавшего в Чечне. Никто не говорит, будто ты должен все бросить и мчаться в Чечню. На тебе около десятка дел, если не ошибаюсь…

– Не ошибаешься, – угрюмо сказал я.

– Саша, пойми, мне этот генерал тоже малосимпатичен.

– Мягко сказано, – перебил я. – Там, в Чечне, такое творится, люди в грязи, крови, вшах, а он особняк себе строит.

Костя поморщился. Все-таки начальник. Знает, что мне его не обойти, и поэтому не терпит, когда его перебивают. Знает, что я ему это прощаю – из любви к нему.

– Я тоже не целую его портрет перед сном, – сказал Костя. – Речь не о нем. Речь об офицере Российской Армии Павле Тягунове, без вести пропавшем в Чечне.

– Вот и объясни мне! – завопил я, руки к груди. – В Чечне люди пропадают каждый день. И этим занимаются военные дознаватели, а не прокуратура России. Почему надо мне, следователю Генпрокуратуры, заниматься несвойственным делом и искать именно его, а не кого-то другого? Чем они, другие, провинились? Тем, что их папы не замминистра?

Он вздохнул и показал глазами на потолок. Ясно, не сам придумал. Папа, а может, сам министр позвонил генеральному, тот отреагировал… И возбудил дело по факту исчезновения офицера Российской Армии. А расследовать важные дела должны «важняки».

– Во-первых, ты не спросил меня, почему сын замминистра обороны воюет в Чечне.

– Тут прокол, – согласился я. – Что-то здесь не так.

– Пропали без вести многие, но это не значит, что не следует никого искать, исходя из категории равенства.

– И это в точку, – снова кивнул я. – Попахивает откровенной демагогией. Что есть, то есть. Обещаю искоренить из своего сознания.

– Вот его личное дело, – Костя протянул мне серую папку. – Взгляни, полистай, не морщись.

Я и не думал морщиться. Взял, полистал, как велело руководство. Фотография. Открытое, мужественное лицо. Такого действительно хотелось спасать. Награды… Всего-то двадцать три года. И уже майор. Впрочем, в Чечне не только пули летают, но и офицерские звездочки. Уж кому как повезет. Кому пуля в грудь, кому звездочка на погон.

Впрочем, и капитана он получил как внеочередное звание. Закончил высшие курсы переподготовки при Министерстве обороны. Благодарность как лучшему курсанту. Хорошо водит танк. Что еще? Мастер рукопашного боя. Ничего себе генеральский сынок! Взял бы на перевоспитание папашу. Ради одного этого стоило бы его найти…

– И потом, старик убит горем, – продолжал Костя. – Всячески отговаривал сына. Мол, безрассудно смел и отчаян.

– Мне действительно жаль тех, кто погиб там, в этой Чечне! – отрезал я.

– Их не вернешь, – печально сказал Костя. – А тут хоть какая-то надежда. Ладно, не хочешь – как хочешь. Розыск майора Тягунова отменяем. Тем более есть для тебя другое срочное дело. Про убийство банкира Салуцкого слышал?

– Но там уже кто-то работает? – Я оторвал взгляд от папки.

– Кому там работать, Саша! Молодые специалисты, стажеры, студенты – следователи прокуратуры…

– Это у меня ты просишь сочувствия! – воскликнул я. – Ты мне сколько платишь, не забыл?

– Не я тебе плачу, Саша. Я только плачу, когда вижу, как разваливается наш Российский следственный аппарат. И если бы дело было только в деньгах.

Многие ребята-следователи не в состоянии составить сносный план следственных мероприятий по делу, представляешь?

– Представляю, – вздохнул я.

Костя махнул рукой. Он-то понимал: когда на тебе столько следственных дел и добрая половина из них – висяки, то не знаешь, за что хвататься в первую очередь. Там убили телезвезду. Там шлепнули заезжего вора в законе. Или вот недавнее дело об убийстве заместителя министра экономики. Конечно, преступники должны быть найдены и наказаны по закону. Но и жертвы, как говорит наука – виктимология, тоже не сахар. Они сами спровоцировали финал своего бытия на грешной земле.

Все это я высказал Косте в афористичной форме.

– Поплакали – и будет, – сказал Костя. – Мы с тобой этот мир не переделаем. Все несовершенно, потому что совершенствуется. Идет процесс в обществе. Ну как, берешься?

– Это ты про что? – спросил я. – Про банкира или про сына генерала Тягунова?

– От майора ты уже отказался. Забудем. Я тебе про него ничего не говорил, усек? – наклонился он ко мне через стол.

– Ну вот, уже обиделся. Ладно, беру банкира. Как его – Салуцкий? Кстати, странно, что прокурор Москвы поручил это дело зеленым следователям, почти студентам. Тебе не кажется?

– А кому поручать? – горестно спросил Костя и махнул рукой. – Штат прокуратуры не укомплектован, приходится набирать студентов с последнего курса, а иногда и практикантам поручать сложнейшие дела. Ну все? Не до тебя. Через час у генерального совещание. На нас уже десяток банкиров висит. Одним больше, одним меньше… Ты все понял?

Я вышел от него, стараясь вспомнить, что знаю либо слышал о Салуцком. Об этом деле что-то показывали по телевизору, если не ошибаюсь…

Его убили, когда он выходил из своей машины среди бела дня возле его банка. Выстрела никто не слышал. Свидетелей было полно. Хотя что значит – свидетели? Убийцу не видел никто.

А потом эксперты НТО сказали, будто стреляли с другой стороны Садового кольца. Пуля калибра 7,62 миллиметра. Скорее всего, снайперская винтовка Драгунова.

– Именно так, – сказал, не скрывая облегчения, новоиспеченный следователь межрайонной прокуратуры Володя Фрязин, когда я принимал от него дело. – Выстрел был произведен с другой стороны улицы. Криминалисты, оперы МУРа и свидетели были едины в том мнении, что пуля попала в спину.