Фридрих Незнанский - Криминальные прогулки

Турецкий открыл дверь, и в лоб Вите были тут же направлены два омоновских ствола.

Витя судорожно подхватил Ингу под мышки и загородился ею от автоматов.

– А ну закройте дверь! – заорал он. – Закройте дверь, или я ее убью! – И чуть надавил лезвием под подбородком девушки.

Инга вскрикнула. Из-под Витиной ладони появилась и заскользила по ее шее тоненькая струйка крови.

Пальцы омоновцев потянули курки.

И тут же отпустили их.

Не в девку же стрелять…

– Закройте дверь! – срывающимся голосом повторил Витя. – Тогда она останется жива! Или я ее… – И тут его сжимающая лезвие рука снова слегка шевельнулась.

– Хорошо! – быстро сказал Турецкий. – Я закрою дверь!

Витя несколько расслабил руку.

Турецкий закрыл дверь и спросил в щель:

– Что вы хотите?

Повисла пауза. Омоновцы в любую секунду готовы были снова броситься в ванную.

– У меня есть требования… – раздался наконец голос Вити. – Если вы их выполните, то девка останется жива.

Екатерина Илларионовна припарковала свой зеленый «фиат» у развлекательного комплекса «Розовые сны» и поднялась в находящуюся на втором этаже бильярдную.

В этот час бильярдная была вообще-то еще закрыта, но сидящий у двери охранник пропустил Екатерину Илларионовну, потому что знал, кого нельзя пропускать, кого можно, а кого даже нужно, иначе вылетишь с работы, как шар со стола через бортик.

Жена мэра вошла и увидела несколько пустых столов, на одном из которых стояла опорожненная на три четверти бутылка текилы и тарелочка с лимонами.

– Миша! – позвала Екатерина Илларионовна.

Никто не ответил.

Тогда она обошла стол с бутылкой и лимонами и наткнулась на валяющегося за ним на полу Михаила Широкова.

– Миша! – толкнула она его, нагнувшись. – Миша!

Широков открыл глаза и пьяно промычал:

– А-а… Катя…

И тут же отрубился.

Тогда Екатерина Илларионовна принялась трясти его изо всех сил, почти крича:

– Миша! Да проснись же ты! Проснись!

Широков недовольно отгораживался плечом и бормотал что-то невразумительное.

Екатерина Илларионовна не сдавалась:

– А я тебе говорю – просыпайся! Просыпайся немедленно! – Она лепила пощечины на его красные щеки. – Просыпайся!

Наконец Широков сел. Он оперся спиной на ножку бильярдного стола, вытянул ноги и взъерошил пятерней волосы:

– Ну?

Екатерина Илларионовна посмотрела на него и вздохнула.

Она любила эту пьяную скотину. Любила и сама не могла понять – за что. Как пожар вспыхнула в ней недавно эта страсть, и теперь Екатерина Илларионовна ничего, ну ничего не могла с собой поделать. Она занималась какими-то делами, отдавала указания управляющему, зарабатывала деньги, тратила деньги, ела, пила, спала с мужем – и все это время думала только о Мише, Мише, Мише… И лишь в редкие минуты их встреч бывала счастлива…

– Ты в состоянии меня выслушать? – Она взяла в свои ладони его ладонь.

– Угу… – буркнул Миша, а сам тут же вырвал свою руку и потянулся к бутылке.

– Нет! – воскликнула Екатерина Илларионовна и схватила его за рукав.

– Ну что такое? – скривился Миша, но великодушно позволил-таки ей снова завладеть его ладонью.

И Екатерина Илларионовна рассказала ему «что такое». Она рассказала это так горячо и так живо, что Миша мигом протрезвел и даже вскочил на ноги.

– Убить?! – потрясенно вытаращился он на Екатерину Илларионовну. – Он хочет меня убить?!

Она кивнула.

– Но за что?!

– Ну я же тебе уже объяснила…

Миша нервно заметался по бильярдной. Схватил синий шар для снукера, стукнул об стол, хотел что-то сказать, но эмоции пережали горло и не дали звукам выйти, тогда он снова схватил шар и еще раз долбанул им по столу, потом еще раз и – после новой неудачной попытки заговорить – еще два раза.

Создавалось впечатление, будто он хочет развалить эту дубовую громаду и злится, что у него ничего не получается.

– Екатерина Илларионовна подошла к нему и положила руку на плечо:

– Миша, ну успокойся…

Но он отскочил в сторону и вдруг заорал:

– Успокоиться?! Мне?! Сейчас?! Ты что, совсем идиотка?!

Екатерина Илларионовна опустила голову и замолчала. Она любила его и не знала, чем ему помочь в момент страшной опасности. Это было ужасно…

Она– то его любила и ради этой своей любви с готовностью пошла бы на лишения и муки, а вот он, оказывается, был мерзавцем, каких поискать. Жена мэра интересовала его именно как жена мэра -ни больше ни меньше. С ее помощью можно было решить массу проблем коммерческого характера, и Широков пользовался этим как мог. Как только перед ним вставала необходимость провернуть какое-нибудь дельце, требующее согласования «наверху», он звонил Екатерине Илларионовне, говорил, что любит, скучает, жить не может и т. д., и она тут же приезжала к нему, запыхавшаяся и счастливая. Он улыбался, обнажая сверкающие, как гжельский сервиз, тридцать два фарфоровых зуба, обнимал ее, целовал, открывал шампанское, и далее все шло по классической схеме. А когда они уже пили кофе, отходя от постельных неистовств, он, как бы вспомнив о чем-то грустном, смурнел. «Что такое?» – взволнованно спрашивала она. Он неохотно отвечал, что вот, мол, нужен кредит на закупку новой световой аппаратуры для дискотеки, – лайт-мастер, семнадцать световых пушек, гиперлазер, все как в Лас-Вегасе, а банк уперся – и ни в какую… «Ах это… – с облегчением вздыхала она. – Ну это мы уладим…»

И действительно улаживала.

Получив кредит, он звонил ей и говорил:

– Люблю!

И она, дура, верила.

А сейчас он стоял перед ней – жалкий, сгорбившийся, постаревший, и она не знала, как ему помочь. Не знала!

Впрочем, у Широкова было очень развито одно качество, которое не раз уже спасало ему жизнь в опасных условиях российского бизнеса. Это качество – трусость.

Он никогда не лез в драку. Не потому, что был сдержан, а потому, что боялся получить по морде.

И сейчас его трусость проявилась в полной мере.

– Я готов отдать ему «Розовые сны»… – сказал он.

– Что?… – не поняла Екатерина Илларионовна.

– Я готов отдать твоему мужу «Розовые сны»! – взорвался Широков. Он снова забегал по бильярдной. – Пусть он подавится! Пусть!

Этого Екатерина Илларионовна не ожидала. В первую секунду она даже не поняла – радоваться ей теперь или огорчаться… Впрочем, нет, какие тут могут быть сомнения – конечно, радоваться! Ее любимый человек останется жить! Пусть ценой этих «Розовых снов»! Пусть! Черт с ними! Подумаешь, «Розовые сны»! Она будет любить его и без них! И как это он хорошо все придумал! Ну конечно – надо отдать их, и все!

И в ее глазах блеснула радость.

Однако Широков истолковал эту ее радость по-своему.

– Довольна?! – подскочил он к Екатерине Илларионовне. – Довольна, что станешь теперь тут хозяйкой?! – Он обвел рукой окружающее пространство.