Фридрих Незнанский - Предчувствие беды

– Не слабо! – прокомментировал Гоголев. – Это, как я понимаю своим скудным умом, и есть части взрывного устройства. Плюс хранение оружия. Это уже кое-что.

Безухов, постеснявшийся примкнуть к высокому начальству, продолжал ползать по полу. В самом углу комнаты ковролин был придавлен тумбой с телевизором. Ощупывая пол возле тумбы, он наткнулся пальцами на нечто инородное, скрытое ковровым покрытием.

– Там, в углу, что-то есть, – краснея, доложил он Грязнову.

Ринулись в комнату. После того как тумба с телевизором была отодвинута, из-под ковролина извлекли пластиковую папку. В ней были обнаружены несколько паспортов на разные фамилии, в том числе – заграничных. Каждый документ украшала фотография одного и того же мужчины.

– Это он, Эдик, – уверенно произнес Безухов.

Кроме того, в папке находилась аудиокассета с пленкой.

– Что дальше? – спросил Гоголев.

– Потом посмотрим. Нужно оставить засаду. Паспорта и кассету берем с собой. Вызывай своих хлопцев, Витя, – проговорил Турецкий.

Он сидел на табурете в прихожей, рядом со столиком, на котором стоял телефон и настольный календарь в виде домика с перекидными листами, иллюстрированными видами российских городов.

Сентябрьский лист украшал Московский Кремль в несколько неожиданном ракурсе, с тыльной стороны. Саша пригляделся. Одна из башен Кремля была как бы срезана зеленым фломастером. Жирная точка того же зеленого цвета стояла возле цифры 9.

Девятое сентября – это день его рождения. Зачем точку ставить? Чтобы не забыть, что родился?

Приглядевшись, Саша увидел едва заметную галочку возле цифры один.

А первое сентября в связи с чем отмечено? Дети, в школу собирайтесь? Стоп! Это же дата второго взрыва!

Турецкий схватил календраь, перевернул страницу назад. На листке за август едва заметной галочкой было отмечено 24 число. Он начал листать страницы. Вот Воронеж – подчеркнут зеленым. Нашел Иркутск – та же зеленая полоса пересекала иллюстрацию. Саша вернулся к картинке за сентябрь.

– Ты чего? – недоумевающе смотрел на него Гоголев.

– Какое сегодня число? – вмиг забыл похолодевший Турецкий.

– Восьмое.

– Он готовит взрыв на завтра. Взрыв над Москвой, – произнес Александр.

…Квартиру на Российском проспекте заняла бригада рубоповцев.

Гоголев из машины, пока они ехали по городу, выяснял рейсы самолетов, пролетающих над столицей. Девятого сентября из Пулкова шли самолеты на Волгоград, Астрахань, Баку и Дели. Все они должны были пролетать над Москвой.

Через час Турецкий со товарищи вернулись в «Пулковскую», собрались в том же номере, у Александра.

– Думаю, он на Российском уже не появится, – произнес Турецкий. – Иначе не оставлял бы там «следы». Поэтому вариант у нас один – брать его в аэропорту.

– Знать бы еще, в каком именно. У нас два аэропорта – Пулково-1 и Пулково-2, – сообщил Маркашин.

Питерский коллега начал раздражать Турецкого не на шутку. Это чувство посетило его еще в тот приезд, когда расследовали убийство бывшего питерского градоначальника.

Сейчас Маркашин, по большому счету, был вообще не нужен – операция намечалась почти военная, но отправить прокурора домой мешала корпоративная этика.

– Знать бы еще, на какой именно рейс он билет взял, – зло пошутил Александр.

Они уже выяснили, что фамилия Рагоев в списке пассажиров всех завтрашних рейсов не значится.

– Придется разделиться. Когда первый рейс?

– В восемь утра на Дели, это из Пулкова-2, – ответил Гоголев, сверившись с записной книжкой.

– Затем?

– Девять тридцать – на Волгоград. Потом в десять сорок – Астрахань. И вечером – в девятнадцать двадцать – на Баку. Рейс на Баку выполняет лайнер азербайджанской авиалинии, остальные – наши. Все эти рейсы отправляются из Пулково-1.

– Вряд ли он полетит в Дели, – предположил Левин.

– Почему?

– Таможенный досмотр, контроль – все это строже.

– Не факт, – заметил Гоголев. – Там у таможенников глаз «навострен» в основном на наркодилеров.

– Делаем так. Я и Безухов отслеживаем рейс на Дели, поскольку он из Пулкова-2 единственный. Потом присоединимся к вам. Слава, Витя и Олег – в Пулково-1. Распределитесь по рейсам, чтобы не мелькало одно и то же лицо весь день. Эдик может засесть в аэропорту с утра, а улететь вечером. Такой вариант уже был. С каждым из нас – группа захвата, это ты, Витя, обеспечиваешь. Фотографии его мы видели, но, безусловно, он может изменить внешность. Характерный признак: Рагоев в минуты задумчивости делает жест рукой, как будто перебирает четки. Кирилл, что-нибудь еще припоминаешь характерное, что может помочь опознать Рагоева?

Безухов даже глаза прикрыл от старания.

– У него очень светлые глаза. И взгляд… пронизывающий, как лучи рентгеновские, насквозь.

– То есть будем хватать всех, кроме кареглазых, – хмыкнул Грязнов.

Безухов залился краской.

– Перестань, Слава, – одернул его Турецкий.

– А что я? Это я чтобы напряжение снять.

Но снять напряжение не удавалось. Никто из них не сомкнул этой ночью глаз.

Он тоже не спал всю ночь. Но тело его было легким, приятно опустошенным, а душа почти парила.

Когда он поднялся, часы показывали шесть утра. Девушки, утомленные ночной работой, приподнялись, вопросительно глядя на господина.

– Отдыхайте, малышки, – ласково произнес он, положив на столик плотную пачку долларов. – Не провожайте меня, дверь я захлопну.

Девушки мурлыкнули в ответ нечто нежно-благодарное и заснули, свернувшись калачиками.

Он принял душ, побрился, уложил феном черные волосы, достал из дипломата упаковку ватных тампонов, шприц и пузырек с вязкой, прозрачной жидкостью. Скрутил два ватных шарика, засунул их глубоко в ноздри. Затем набрал в шприц жидкость из пузырька и сделал несколько уколов, вводя небольшие количества раствора в верхнюю губу, затем – в нижнюю. Губы тут же приобрели несвойственную им полноту. Потом достал из футляра массивные очки вполлица.

Проверил документы, еще раз заглянул в паспорт, затем в зеркало. На него смотрел человек с черными волосами, широким носом и полными, слегка вывернутыми губами. Точь-в точь как на фотографии. Дымчатые очки в роговой оправе завершали образ ученого-востоковеда, направляющегося в служебную командировку.

Он облачился в костюм, сунул документы и бумажник во внутренний карман пиджака и вышел на улицу. Быстро поймал такси, направился в аэропорт.

В камере хранения нашел нужную ячейку, взял дорожную сумку, оглянулся и, убедившись, что вокруг никого нет, извлек из бокового кармана сумки нечто вроде маленького пульта, опустил его в левый карман пиджака. Ненужный теперь дипломат оставил в той же ячейке камеры и прошел в зал ожидания. Регистрация на рейс была объявлена, но он решил не спешить. Взял бланк таможенной декларации, направился к стойке бара, занял место за пустым столиком с чашкой кофе.