Фридрих Незнанский - Московский бродвей

Мужчины и женщины из массовки нехотя поднялись и принялись натягивать на себя пыльные, тяжелые костюмы. Вокруг завертелись костюмерши.

– Грим массовке, – напомнил Ковтун.

Из коридора донеслись гулкие звуки шагов нескольких пар ног и громкие разговоры, перемежаемые взрывами смеха. Ассистентка Света многозначительно заморгала Ковтуну.

«Ну да, – печально подумал тот, – им, конечно, весело. Смеются… А на то, что другим не до смеха, им, конечно, насрать…»

Секунду спустя в широких дверях съемочного павильона появилось несколько человек. Процессию возглавлял высокий человек почти двухметрового роста, широкоплечий, массивный, но неуловимо изящный, передвигающийся с какой-то кошачьей грацией. Длинные кудрявые волосы, намазанные чем-то блестящим, закрывали пол-лица, и ему приходилось то и дело смахивать их со лба, чтобы не наткнуться на стену, – это, очевидно, являлось частью его имиджа. На его смуглом лице застыло самодовольно-нахальное выражение.

«Как огурчик выглядит, – с тоской подумал Ковтун, – конечно, такие бабки заколачивать… Да еще с такой женой…»

Да, это был он – любимец российской публики, настоящая звезда эстрады певец Элем Симеонов, который прославился не столько своими выступлениями, сколько удачной женитьбой на легендарной Анне Разиной.

Вслед за Симеоновым шла его знаменитая жена – легенда советской, а затем и российской эстрады Анна Разина. Конечно, изрядно постаревшая, потускневшая и утратившая былое очарование, но еще в отличной форме. Пожалуй, она и теперь могла дать фору любой из десятков девчонок со слабыми голосами, которые разъезжали по России, выступая с концертами по провинциальным городам и зарабатывая большие деньги, на которые сразу же покупалась «визитная карточка» любой эстрадной звезды – длинный, как трамвай, бестолковый и неповоротливый «линкольн». Любая из бесчисленных певиц отдала бы полжизни хотя бы за частичку славы Анны Разиной. Славы и влияния… Лишь несколько человек в российском шоу-бизнесе обладали таким влиянием.

Звездную пару сопровождали трое охранников – здоровенных малых с бычьими шеями и не менее бычьими лицами. Войдя в павильон, они профессионально оглядели помещение и, не заметив ничего опасного, продолжили движение.

Ковтун сделал над собой усилие, нацепил профессионально-доброжелательну# ю улыбку, раскинул руки в стороны и направился к ним.

Присутствующие на площадке по-разному отреагировали на появление кумиров. Осветители, не обратив ровно никакого внимания, продолжали дымить своим «беломором», ассистенты и помощники также продолжали заниматься своими делами. Только массовка с интересом поглядывала на вошедших. Еще бы – не каждый день увидишь вживую тех, кого привык видеть только на экранах телевизора.

– Приветствую, Анна Кирилловна, – с деланой радостью, которая, впрочем, не слишком отличалась от настоящей, воскликнул Ковтун. – Очень рад вас видеть! А мы уж думали, вы не появитесь.

– Ну что ты, Савва! – ответила Разина. Она переходила на «ты» начиная со второй минуты разговора, тем самым моментально показывая собеседнику, кто есть кто. – Мы же договаривались! Как мы можем подвести? А что касается опоздания… Просто мы сначала на концерте задержались, потом в пробке… Ты же знаешь, какие в Москве автомобильные пробки!

– Да, и не говорите! Страшные пробки! – ответил Ковтун, который уже полгода ездил на метро: машину пришлось продать, чтобы рассчитаться с долгами. – Очень рад вас видеть. Очень рад. Замечательно выглядите, Анна Кирилловна.

Высокомерно кивнув и чуть растянув губы в подобии улыбки, Разина ответила на комплимент. Затем вынула из сумочки сигарету и закурила. Охранники стояли как статуи.

– Здравствуйте, Элем, – обратился Ковтун к певцу, – ну как, вы сегодня в форме?

Тот пожал протянутую режиссерскую ладонь и кивнул.

– Я всегда в форме! Как бык-производитель! – повернувшись к жене, тяжеловесно сострил Симеонов. Разина даже не улыбнулась, осматривая павильон.

В ответ на шутку певца Ковтун заставил себя растянуть губы в жалкой улыбке.

– Жарко тут у вас, – заметила Разина.

Режиссер развел руками:

– Ничего не поделаешь. На такую площадь никаких кондиционеров не хватит. А вентиляторы тоже включать нельзя, они нам весь снег сдуют. Так что приходится терпеть.

– Ну ничего, потерпим! – жизнерадостно потер ладонями Симеонов. – Как говорится, вперед и с песней!

И сам же оглушительно и неожиданно захохотал. Нервный Ковтун вздрогнул и потянулся длинными тонкими указательными пальцами к своим пульсирующим вискам. Разина продолжала дымить и осматривать павильон. Охранники даже бровью не повели.

– Хорошо, – слабым голосом произнес Ковтун, – можете переодеваться, Элем. Там для вас приготовлена отдельная уборная.

Он указал в угол павильона.

При слове «уборная» Разина оживилась, щелкнула пальцами охранникам:

– За мной, ребятки.

И все пошли в сторону артистической уборной. Туда же потянулись костюмеры и гримеры со своими ассистентами.

Ковтун опять захлопал в ладоши, впрочем, все было готово к съемкам.

Спустя несколько минут Симеонов вышел из артистической уборной. Он был великолепен – расшитый золотым позументом камзол, треуголка с пышными перьями, туфли с огромными блестящими пряжками. Сбоку на расшитой перевязи болталась длинная шпага с украшенным блестящими камешками эфесом. Из-под головного убора небрежно выбивались белые кудри парика. Под носом Элема Симеонова красовались маленькие усики.

Певец должен был изображать русского государя Петра Великого, прибывшего со свитой в Амстердам, где в его честь дают бал. По смелому замыслу Ковтуна, русский царь должен был по своей привычке напиться и шокировать чопорных европейских аристократов своими выходками. Конечно, все это дело должно было сопровождаться песнями Симеонова.

– Ну как? – помахивая тросточкой, которая в его огромных ручищах смотрелась как карандаш, спросил Симеонов.

– Очень хорошо, – ответил Ковтун. – Просто великолепно.

– Я тоже так думаю, – самодовольно ответил Симеонов.

– Вы помните текст?

– Хм… Спрашиваете! Конечно, помню!

– Тогда давайте порепетируем.

Ковтун повернулся лицом к площадке и закричал:

– Массовка, по местам! Приготовиться! Где актеры?

Из-за декорации вышли двое актеров – король Нидерландов и его дочь – принцесса. Последняя пыталась спрятать горящую сигарету в кружевном рукаве своего платья. Заметив вопиющее нарушение, Ковтун нахмурился, и девушка быстро затушила сигарету о резную спинку стула. Режиссер с выражением безнадежности на лице махнул рукой…

– Так, – снова захлопал в ладоши Ковтун, – приготовиться. Элем, займите свое место. Вот здесь, возле короля. Да-да, между ним и принцессой.