Фридрих Незнанский - И дай умереть другим

– А вам известно про инцидент с допингом в Шереметьеве-2? При вылете нашей сборной в Германию? – не отставал Турецкий.

– Известно, известно. Черт знает что! Но если бы немцы нашли… Вы же понимаете…

– Да, я понимаю. А кто приложил руку, вы догадываетесь? – простодушно спросил Турецкий, совершенно не предполагая, что последует дальше.

– Понятия не имею… Бруталис?!

– Почему вы так решили? – поразился Турецкий, но виду не подал. Хотя челюсть, надо признаться, слегка отвисла.

– Ну… Он сыграл за сборную, кажется, в двух матчах. А потом ведь Катанян его упорно не привлекал.

Вот это да… Турецкий еле успел собраться с мыслями, чтобы задать Кирсанову последний вопрос.

– И на ваш взгляд, он мог в отместку за это подложить всей сборной такую свинью?!

– Мог, я вас уверяю.

Итак, снова нужно было ехать в аэропорт.

Пора было брать Парфенова.

На Турецкого навалилась тоска. Как это называется? Я вам вторично в третий раз повторяю… Нет, лучше: Шереметьево-2 – три… и еще – бис.

«Мерседес» появился у них на хвосте через пять минут, очевидно, где-то пережидал. И сразу открыл стрельбу. Грязнов понял, что силы совершенно неравные, и попытался просто удрать. Через десять минут хитрой погони через дворы он сумел запутать следы и оторваться. Справа начиналась обильная лесополоса.

– Езжай туда и вперед, – предложил Яромир.

– А что там впереди? – вяло поинтересовался Грязнов. Казалось, его уже ничто больше не интересовало.

– Ничего. Тупик.

– Так какого черта…

Через несколько минут он выехал из рощи и въехал на пригорок. С высоты его Грязнов увидел внизу, в двадцати метрах, небольшой аэродром. На ближайшей площадке стоял вертолет. Грязнов вздохнул:

– Слава богу. Надеюсь, ты припас для нас пилота…

– Нравится машинка?

– Честно говоря, мне уже все равно. Только бы удрать наконец.

– Умеешь летать на такой штуковине?

– Что?!

– Хе-хе… К счастью, я умею. Залазь скорее.

– Ты же вроде дальнобойщик, – подозрительно выговорил Грязнов.

– Я дальнобойщик. Я вожу грузовые вертолеты из Чехии в Словакию. А в Москве посещаю аэроклуб, чтобы форму не терять.

Еще через минуту они были готовы к полету. Яромир пощелкал какими-то кнопками на потолке, и вертолет загудел. Грязнов даже подумал, что управлять вертолетом на самом деле предельно просто, а десятки циферблатов, ручек управления и тумблеров – это чтобы пугать любопытных мальчишек.

– Ты просто гений, – вежливо сказал Грязнов. А перед глазами у него стояли Федя и Леша с поднятыми вверх пистолетами, направляющиеся к дому Решетова. Так куда же он делся, в самом деле?

– Надеюсь, ты прав. Это у нас семейное, – похвастал Яромир. – Эй, ты куда?

– Жди меня здесь и не глуши мотор. Надо ребяткам гостинец передать.

Грязнов взбежал наверх, на пригорок, запрыгнул в свою «Ниву» и увидел, что из рощи как раз вырулил «мерседес».

Грязнов завопил:

– Получите письмецо, сукины дети! – И стал палить, совершенно не пытаясь попасть.

Вытащил из брюк ремень, зафиксировал им руль и педаль газа. И на самой малой скорости выпрыгнул из машины. Автомобиль тихонько покатился вниз по дороге.

Из «мерса» принялись поливать его свинцом.

Грязнов, имитируя свое присутствие в машине, не переставая палить в воздух, ринулся назад, к вертолету.

– Шипы, шипы давай! – заорал кто-то, и кто-то другой бросился выполнять эту команду.

Шипы были разбросаны, и секунд через двадцать напоровшаяся на них «Нива» изменила движение и на растерзанных шинах покатилась прямо на «мерс».

Стрельба достигла апогея. От выпущенного свинца грязновская машина потяжелела чуть ли не вдвое, но продолжала неумолимо наезжать на иномарку. Из нее выскочили два человека и отбежали в кустарник, в свою очередь не переставая стрелять по машине.

«Нива» наконец ткнулась в «мерс» и остановилась.

В наступившей тишине стал слышен странный шум. Как будто это был звук работающего двигателя, но явно не автомобильного. Это был шум лопастей.

Пассажиры «мерседеса» между тем прекратили стрельбу. Передернув затворы, они с опаской двинулись было к «Ниве». Но тут с изумлением увидели, как из-за пригорка в воздух поднялся небольшой вертолет. Покачался из стороны в сторону и спокойно полетел прочь.

Несмотря на большое расстояние, изумленный Грязнов узнал в одном из бандитов Решетова.

Грязновская «Нива», естественно, была пуста. На переднем сиденье лежала сумка. Один из бандитов открыл дверцу.

И тут же раздался взрыв, перекинувшийся заодно и на «мерседес».

Справа, над набережной, кружили чайки.

Вертолет летел вверх-вниз, вверх-вниз. Но все время вперед.

– Что это был за взрыв? Ты гранаты с собой носишь? – ужаснулся Яромир.

– Это такой спецкомплект, доступный руководящим ментам. Вроде меня. На случай незапланированных инцидентов. Вроде этого. Удираешь из тачки, а на переднем сиденье сумочку оставляешь. Вроде как забыл впопыхах. Кто-то шибко любопытный дверцу открывает – и бабах!

– Просто стихи, – одобрил дальнобойщик. – Впопыхах – бабах.

– Да я вообще поэт в душе, – скромно признался Грязнов.

Вверх– вниз, вверх-вниз. Но все время вперед.

– Ты водишь вертолет как грузовик.

– Вертолет – это и есть грузовик, только летающий.

– А по мне, так это больше похоже на плавание в шлюпке в шестибалльный шторм.

Яромир одобрил:

– Хороший, как это будет… образ, да!

Небо, с точки зрения Грязнова, походило на большую тарелку манной каши. Оно было неоднородно. Они словно залетали в разные слои: синий, голубой, бежевый…

– Ты, может, и поэт, зато я классный стрекозел, – вдруг похвастался Яромир.

– Кто?!

– А как у вас называют тех, кто водит летающие машины?

– Не знаю… Просто вертолетчиками.

– Это будет некрасиво. Стрекозлы – будет лучше.

Потом минут пять они молчали, и Грязнов уже решил, что его пилот из молчунов, что и к лучшему.

На шестой минуте Яромир посмотрел вниз, увидел чаек и сообщил:

– Настало утро, и золотые блики молодого солнца заплясали на едва заметных волнах спокойного моря.

– Какого моря? – удивился Грязнов. – Мы же над Москвой-рекой. Не говоря о том, что вечер уже.

– Это такая история. Про птицу. Очень поучительная. Хочешь послушать?

– Не про буревестника, я надеюсь? – подозрительно спросил Грязнов.

– Про чайку. По имени Джонатан Ливингстон.

– Какая-то как будто не чешская чайка.

– Американская. Как и сама история. Мне ее рассказал один парень, Ричард Бах.

– Вроде композитор был с такой фамилией, – предположил Грязнов.

– Точно. А Дик – его потомок. Так вот. Чайки не раздумывают во время полета и никогда не останавливаются, остановиться в воздухе – для чайки бесчестье, для чайки – это позор.