Фридрих Незнанский - Убей, укради, предай

– Проверили, но не его, – обстоятельно объяснил Семаго. – Он предъявил охране наряд-заказ из фирмы «Моспласт», очень похожий на настоящий, по крайней мере, у охранника подозрений не возникло. Мастера действительно вызывали, и именно из фирмы «Моспласт». Когда мой человек одиннадцатого позвонил в эту контору, там ответили, что у них на самом деле был заказ, который был выполнен именно вчера, то есть десятого. Все. Мне доложили, я уяснил и забыл. А оказывается, что мастер из этого «Моспласта» приходил хоть и десятого, но вечером. Чеботаревская секьюрити, видите ли, визитеров не регистрирует, а смена была уже другая. Тот охранник, который впустил нашего парня утром, не знал, что был еще один вечером, и, наоборот, вечерний охранник не знал про утреннего мастера.

А вчера подоспели результаты экспертизы по замкам, пальчикам и прочему – и выяснилось, что замки в приемную и в кабинет Чеботарева очень недавно открывали неродным, плохо выточенным ключом, явно сделанным со слепка. Естественно, опросили охрану повторно, тут и всплыл наш подозреваемый. В «Моспласте», как нетрудно догадаться, человек с такими приметами не работает. В то утро его видели две уборщицы и охранник, который его впустил. А портрет соответственно плод их совместных творческих усилий.

– Остальным портрет показывали?

– Конечно, никто его не опознал. Остались только Чеботарев и его секретарша, понадеемся на них. Можно, конечно, прошерстить все мастерские по изготовлению ключей, но это нам тоже ничего не даст, там паспорт предъявлять не надо.

– А что мы еще про него знаем?

– Рост примерно 167– 170, худощавый, на вид от 35 до 40, был без униформы, в хэбэшной куртке темного цвета и кепке.

– Можно, конечно, объявить в розыск, но, скорее всего, в Москве его уже нет – нежится где-нибудь на Канарах.

– Или на кладбище, – добавил Семаго.

– Может, и на кладбище, – согласился Турецкий, – один черт. Мы слишком долго телились.

Турецкий подвинул к себе телефон и позвонил в ЦКБ. К Чеботареву все еще никого не пускали, а его секретарша Цветова чувствовала себя намного лучше, правда, общалась с врачами пока только жестами или записками.

Ну по крайней мере с секретаршей нужно поговорить, хотя Чеботарев, конечно, уже достал.

Турецкий набрал Меркулова, и, как это ни парадоксально, Константин Дмитрич пребывал на рабочем месте.

– Костя, когда я смогу допросить Чеботарева?! – возмущенно поинтересовался он.

– Как только – так сразу, – ответил Меркулов. – Немедленный допрос Степан Степаныча противоречит интересам государственной безопасности.

– Это кто такое придумал?

– Кто придумал, не знаю, а генерального в приватной беседе об этом уведомил начальник Администрации президента. Еще вопросы есть?

– Нет. – Турецкий швырнул трубку на рычаг. – Можно подумать, мне больше всех нужно!

Цветова сидела в кровати, опираясь спиной на подушки. Лицо ее заметно перестало быть пепельно-серым, и вообще выглядела она гораздо лучше, чем в прошлый раз.

– Вы меня больше не боитесь? – улыбнулся «важняк».

Она удивленно посмотрела на него, но, похоже, так и не вспомнила.

– Я Турецкий, из Генпрокуратуры. Врачи сказали, что мы можем немножко поговорить.

Он подал Цветовой блокнот и карандаш, а сам уселся поближе, чтобы сразу видеть ее ответы.

– Сейчас я покажу вам портрет одного человека, которого вы, возможно, видели в офисе или где-то рядом, может быть, он приходил давно… В общем, посмотрите внимательно.

Турецкий положил портрет подозреваемого ей на колени. Ее глаза заметно округлились и испуганно уперлись в «важняка».

– Вы его знаете? – обрадовался Турецкий.

«Мы», – карандаш надолго замер и наконец выдал дрожащие буквы: «встречались».

Тщательно подбирая слова, Турецкий уточнил:

– «Встречались» в смысле «сталкивались» или в смысле «у вас было что-то личное»?

«В чем вы его подозреваете?» – быстро написала Цветова, почти не глядя на бумагу, пытаясь по выражению лица Турецкого определить, соврет он ей сейчас или нет.

Значит, все-таки личное! Турецкий, конечно, соврал, естественно не краснея и не отводя глаз, – многолетняя практика неприятных разговоров с женой и начальством его изрядно закалила.

– Этого человека видели утром десятого у вашего офиса. Мы должны с ним поговорить и убедиться, что он не связан с покушением. Вы можете назвать его имя?

«Игорь Гусев. Пушкинская набережная, 8, 15».

– Вы давно знакомы?

«Две недели. Он не может быть убийцей. 10-го он улетел во Владивосток, а 11-го ушел в рейс. Наверное, приходил прощаться. Он сбрил бороду, как обещал».

– Он моряк?

«Старпом на рыболовецком траулере».

Разумеется, название траулера, фамилия капитана и прочие подробности были Цветовой неизвестны. Они и самому Гусеву наверняка неизвестны, если даже он Гусев, а Турецкий в этом очень сомневался. Все это красивая сказка про белого бычка для переспелых дурочек, которые любят моряков и военных. Но адрес – это уже что-то.

Прямо из ЦКБ Турецкий позвонил Грязнову:

– Слава, давай группу оперативников на Пушкинскую набережную, дом восемь.

– Подрывника нашел? – деловито справился Грязнов.

– Скажем так, следы подрывника.

Грязнов с командой прибыл на место буквально через двадцать минут. Группа захвата блокировала подходы к дому, перекрыла подъезд и лифт. Турецкий с Грязновым лично поднялись к пятнадцатой квартире.

Вместо ожидаемой тишины изнутри доносились звуки бурной жизнедеятельности: на полную громкость работал телевизор и, кажется, жужжал пылесос. Вынув пистолет, Турецкий позвонил:

– Откройте, милиция!

Пылесос смолк, в прихожей раздались шаркающие шаги, но дверь не открылась, и ответа не последовало. Турецкий позвонил еще и повторил призыв – результат тот же. Обитатель квартиры явно затаился. Неужели рассчитывал, что постучат-постучат и уйдут?

Грязнов жестом отдал команду омоновцам. Дверь слетела с петель после первого же удара, в глубине квартиры метнулась какая-то тень. Предупрежденные о том, что подозреваемый, вероятно, вооружен, бойцы группы захвата с максимальной осторожностью пробрались внутрь.

Но ни стрельбы, ни взрывов из глубины квартиры не последовало. Задержали до смерти перепуганную женщину лет пятидесяти и уже на балконе при попытке перелезть на соседний балкон – мужчину кавказской наружности, ничего общего не имеющего с Гусевым.

Женщина, Зябликова Светлана Геннадьевна, оказалась хозяйкой этой типовой однокомнатной квартиры. А кавказец был ее новым жильцом, который обретался в Москве, разумеется, без регистрации и с большим трудом пытался сформулировать цель своего прибытия в столицу. Но не смог.

Его с вещами отправили в ближайшее отделение милиции, группу захвата отпустили, а хозяйку отпоили валерьянкой – у нее от испуга и жалости к исковерканной двери случился нервный припадок. Турецкий допросил ее тут же.