Фридрих Незнанский - Убей, укради, предай

– Вот этого я как раз не понимаю! Поэтому и пришел к вам. Для сведения: Кулинич пригласил меня в имиджмейкеры.

– И вы согласились?!

– А что мне оставалось делать?

Турецкий тут же раскаялся в своей щедрости, но поправить уже ничего нельзя, выпитого не вернешь.

– По поводу «Нью-Йорк таймс»… В моей книге нет, конечно, чуши, которая ни в какие ворота не лезет, или фактов, слизанных с потолка. Такое впечатление, что Чеботареву, Романову, Пичугину и Кулиничу ужасно не хочется, чтобы я написал что-нибудь не то, особенно в связи с банковским скандалом. Поэтому они стремятся взять меня на короткий поводок. Но никаких конкретных требований мне никто не предъявил… Вы понимаете, в чем ужас?! Я не знаю, чего именно я должен опасаться, чего избегать, чего не делать или, наоборот, – делать! Поэтому я боюсь всего! Всего! – Черный достал из потайного кармана дискету и протянул Турецкому. – Здесь текст моей книги, некоторые черновики, короче – все, что мне известно. Предупреждаю еще раз: читать их необязательно, ничего заслуживающего интереса вы там не почерпнете. И я прошу вас ни в коем случае не скрывать факт моего визита, а, напротив, всячески его афишировать! Я тоже приложу все усилия, чтобы он стал достоянием гласности. Я не хочу, чтобы меня считали эксклюзивным носителем какой-то информационной бомбы! Может, после этого меня оставят в покое.

– Не оставят. Хотите, чтобы я вам реально помог? Дайте мне сведения, которые позволят припереть этих четверых к стенке. На худой конец, хотя бы одного из них.

Черный кивнул на дискету:

– Это все, что у меня есть. Иными словами, у меня нет ничего. Поэтому сделайте, что я прошу, объясните им, что я не знаю ничего такого, о чем неизвестно Генпрокуратуре.

Он ушел. Турецкий в последний раз с досадой посмотрел на бездарно начатую бутылку: нанявшись к Кулиничу на работу, Черный утратил право на уважение и льготный коньяк со стороны следствия. Вопреки предостережениям Черного, он с полчаса просматривал на компьютере его творение и в итоге вынужден был согласиться с автором: для американцев должно быть очень интересно.

А для русских – обидно.

В одиннадцать часов РТР начала трансляцию прямого эфира из подмосковного детского дома в Зайцеве. В этот день детдом посещал сам экс-премьер Чеботарев с внучками. Ряды зевак под телевизором на автовокзале все в том же Зайцеве заметно поредели. Остались те, кому уже совсем было нечего делать и глубоко плевать, что показывает ящик. Или кому небезразличны судьбы оставленных родителями детишек.

Мужчина в кашемировом пальто и кепке, которому это было явно не интересно, со скучающим видом достал из кейса «Спорт-экспресс».

…Чеботарев с внучками обходил комнаты, знакомился с обустройством, бытом учреждения. В просторной светлой столовой ему предложили чай и яблочный пирог – как оказалось, любимое блюдо детдомовцев. Внучки, не отстававшие от деда ни на шаг, с превеликим удовольствием принялись уплетать классический американский десерт, как будто их с утра специально не покормили. Чеботарев маленькими глотками не спеша, как коньяк, пригубливал чай и нахваливал пирог. Потом из столовой все прошли в актовый зал.

Мужчина в кашемировом пальто рассеянно посмотрел на экран телевизора.

Там мелькали детские фигурки, водили хоровод, помахивали платочками. Девочки в национальных русских костюмах, в высоких, расшитых блестками кокошниках исполняли для дорогих гостей старинный танец-хоровод. Громкие аплодисменты Чеботарева, его свиты и присутствовавших здесь же, в зале, ребятишек послужили им наградой. Поклонившись, они убежали со сцены, а на трибуну для выступающих поднялся главный гость. Детдомовцы, торжественно выряженные по такому случаю в белые сорочки, не отрывали от него завороженных глаз.

– Дорогие дети, маленькие наши россияне, – проникновенно сказал Чеботарев, и в зале воцарилось молчание. – Я счастлив, что сегодня вместе со своими внучками посетил ваш замечательный дом. Он действительно является для вас сейчас родным домом. Но есть еще один дом, намного больше этого. Этот дом – страна, Россия, в которой вы живете и в которой вам жить дальше, когда повзрослеете и разлетитесь отсюда в разные ее концы. Мой визит не просто визит вежливости… – Он сделал паузу. Тишина в помещении стала еще напряженнее. Сейчас должна была прозвучать несомненно приятная новость. – Движение «Единение» решило открыть для вашего детского дома отдельный благотворительный счет. И первый взнос уже сделан. На ваш счет переведен миллион рублей!

Взрыв аплодисментов. Радостные лица заведующей, воспитателей, детей.

Кашемировый мужчина поднял кейс на колени, открыл. Положил в него «Спорт-экпресс». Не доставая, открыл толстую книгу, внутри которой в вырезанной ячейке лежала маленькая черная коробочка, напоминающая карманный калькулятор. Незнакомец сделал вид, что ищет нужную страницу и положил правую руку на коробочку, практически закрыв ее всю. Указательный палец приподнялся, обнажая красную кнопку, и осторожно до отказа вдавил ее.

Снаружи, где-то вдалеке, сильно громыхнуло. Было очень похоже на взрыв. Народ в вокзале поутих, начал недоумевающе переглядываться и перешептываться.

А из телевизора продолжали доноситься восторженные аплодисменты. Камера показала лицо экс-премьера крупным планом.

– И это еще не все, – тоном иллюзиониста сказал Чеботарев вновь притихшему залу.

Кашемировый уставился на экран немигающими глазами. Потом механическим движением нажал на кнопку еще раз.

– Крымский специализированный детский санаторий «Айболит» готов бесплатно принимать и лечить в любое время года маленьких пациентов из вашего дома… – сообщил Чеботарев.

Кашемировый медленно перевел взгляд вправо и посмотрел в окно. Яркое зарево на востоке, явно не подходящее для времени суток, объясняло любопытство окружающих. В двух километрах из-за лесопосадки валил густой дым. Языки пламени прорывались сквозь него, жадно рвались к небу, освещая оранжевым верхушки елей и берез.

– Е-мое, чево это там? – спрашивал приблатненный подросток у такого же товарища.

– Склад небось шандарахнул с петардами. Классный фейерверк! – ответил тот.

– Святые угодники! Прости господи, горит-то как, – шептала сухонькая бабка и, не переставая, крестилась.

– Может, опять самолет упал… или вертолет? – предположил интеллигентного вида молодой человек.

Его спутница, немного постарше, поправила на заостренном носу очки и отрезала:

– Или спутник с орбиты свалился! Гоша, ну когда ты повзрослеешь?

Гоша продолжал глазеть и хлопать ресницами, пропустив замечание мимо ушей.