Фридрих Незнанский - Смертельные акции

– Это будет трудновато… Ведь я знаю ее только в лицо. И имя… Но имя, сами понимаете, можно придумать какое угодно.

– Списки участников симпозиума? – предположил Турецкий.

Я только махнул рукой.

– Хорошо, – после недолгого раздумья сказал Александр Борисович, – будем действовать последовательно. Я думаю, можно будет найти эксперта, который окажет нам необходимую помощь.

Конечно, я был согласен.

Мне даже льстило, что сам Турецкий обращается ко мне как к коллеге за помощью. И разумеется, я готов был приложить все свои силы, весь свой ум (недаром я проделывал столько упражнений, переключая телеканалы), чтобы выполнить его просьбу.

Оставалось только найти криминалиста. Турецкий обещал помочь, просил вечером перезвонить.

Мне же в голову пришла неожиданная мысль… В конце концов, зачем терять время до вечера?

Старый участок на этот раз показался мне более привлекательным. Показалось даже, что и этот дом в полтора этажа, и покосившийся забор, и поломанная калитка, закрывающаяся на веревку, – все это была своего рода игра неисправимого, старого романтика-интеллигента, в свой собственный, ни на что не похожий мир. Вряд ли у кого-либо могло возникнуть желание просто зайти в этот дом в гости, не говоря уже о ворах, которым искать здесь было нечего.

В доме не было замков, входная дверь закрывалась так же, как и калитка: крючок да веревка изнутри.

В доме, судя по всему, никого не было. По крайней мере, мне навстречу никто не вышел.

«Куда могла подеваться старушка?» – думал я, обходя дом вокруг, раздвигая заросли сорняка.

Каменная баба стояла на том же месте, да и куда она могла деться? Я опустился перед ней на корточки:

– Стоишь? – спросил я.

– Оказывается, мой первый муж был прав, – раздался за моей спиной знакомый голос старушки, – невозможно равнодушно пройти мимо этого чудовища… Представляете, каждый, кто попадает в мой дом, считает своим долгом заговорить с ней.

Я решил не спорить, только улыбнулся в ответ.

– Чем обязана? Хотя нет, давайте сначала чайку, – засуетилась Рива Абрамовна.

Я успокоил ее, уверив, что только что выпил восемь стаканов чаю. Почему восемь? Я даже сам не знаю, просто к слову пришлось. Старуха восприняла это как нечто само собой разумеющееся.

– Ну как вам будет угодно, но обещайте мне, – она кокетливо поправила пушистые белые волосы, – что как только захотите чаю, мне об этом сообщите.

Я дал старушке честное слово и рассказал о цели своего визита:

– Вы говорили, что ваш первый муж был замечательным фотографом…

– Да-да-да, – перебила меня старушка, – но на самом деле он был химиком, а вообще всегда был склонен к некоторой рисовке, к позе, не говорил, а высказывался…

Я рассмеялся.

– Сентенциями, – подсказал я старушке.

– Сентенциями. – Она рассмеялась вместе со мной.

Казалось, из ее души вырвалось на свободу что-то долго хранимое, обветшалое, как весь этот сад, и всю жизнь мучившее ее.

Старушка смеялась искренне, от души. Ее смех, не соответствующий ее возрасту, звонкий и по-детски непосредственный, казалось, преображал все вокруг. Еще мгновение – и готов был зацвести яблоневый сад, стать на место покосившийся забор…

– Вы не поверите… – смеялась старушка и вытирала от смеха слезы.

– Не поверю, – мне стало вдруг легко, свободно, в эту минуту я сам готов был рассказать этой старушке про всех своих женщин и даже про тех, которые еще не были моими.

Я вспомнил о Машкиной. Наверное, это как-то отразилось в выражении моего лица.

– У вас что-то случилось? – испугалась Рива Абрамовна.

– Пока нет, но может случиться, и мне нужна ваша помощь…

Старушка приготовилась слушать.

– Вы говорили, что ваш первый муж был очень хорошим фотографом…

Я выдержал паузу.

– Дело в том, что мне нужна помощь эксперта. Фотографа, который бы разбирался в пленках, эмульсиях, фотопроцессах и тому подобном. Я помню, вы говорили о первом муже, который был профессионалом своего дела, вы не могли бы подсказать, где можно его найти.

Старушка задумалась. По ее лицу было видно, что она собирается сообщить мне что-то очень важное. Наконец, она решилась.

– Видите ли… Простите, как вас зовут, запамятовала?..

– Юрий Петрович.

– Юрий Петрович, – решительно сказала Рива Абрамовна, – я должна сообщить вам очень важную вещь, – она заговорщически приложила палец к губам, огляделась по сторонам, – дело в том, что мой муж занимается этим по сей день.

Я представил себе дряхлого седого старика и засомневался.

– Дело в том, что, – она смутилась, – он моложе меня на пятнадцать лет и сейчас, насколько я знаю, практикует всякие там…

Она помолчала.

– Я ведь слежу за ним. Да, всю жизнь. У меня было пять мужей, но это ничего не значит, я любила только его, поэтому всегда интересовалась, что он делает, где живет. Не сама, конечно, – она сделала лицо – сама невинность, – знаете, как у нас, всегда найдутся добрые люди, которые расскажут, кто, где, с кем…

Она помолчала.

– У него недавно жена умерла, – сказала, тихо вздохнув.

Такого поворота событий я не ожидал. Правда, немного сомневался в том, здорова ли Рива Абрамовна психически и не привезет ли она меня сейчас к такому же странному старику. Но вариантов не было. Я собирался тотчас ехать к нему.

– Сейчас я не готова, – категорически заявила Рива Абрамовна, – мне нужно сделать прическу, – она поправила волосы, – привести в порядок гардероб…

Я был готов ждать.

Рива Абрамовна стояла перед зеркалом, пыталась разгладить морщины на лице. Не получалось.

В зеркале отражался стоящий за ее спиной стол, плетеное кресло, разбросанные по всей комнате вещи. Одно за другим выбрасывались из шкафа платья, старомодные костюмы, нелепые шляпки, изъеденные молью платки. Шкаф уже был пуст.

Оглядев свое добро, старушка села на пол и заплакала.

Сгущались сумерки. Я ждал. Прошло минут сорок. В душе я проклинал себя за нелепую затею: что с того, что ее первый муж когда-то был фотографом? Да и словам старушки о том, что ее муж был «хороший фотограф», можно ли верить?

Прошло еще минут десять.

Наконец открылась дверь, вышла Рива Абрамовна, в той же одежде, без прически, с заплаканными глазами.

«Опять ждать?» – ужаснулся я.

– Простите меня, Юрий Петрович, – руки у нее дрожали, и я приготовился к самому худшему, – я не поеду.

– Но…

– Вы не волнуйтесь, – она перебила меня, – я дам вам его адрес, найти нетрудно, но я не поеду…

«Николай Михайлович Игнатов», – записывал я в блокноте данные хорошего, по словам старушки, фотографа, адрес, номер дома, квартира, вроде бы нет вопросов.

– Там найти нетрудно, – извиняющимся голосом говорила Рива Абрамовна. – Вы уж простите меня…