Мила Бояджиева - Золотая рыбка

- Еще бы. Вместе в НИИ работали. Я, значит, тренером, а он хотел спортивным

врачом стать. Массажистом-экстрасенсом. Внушать волю к победе. Сдвинутый. Его

благоверная тоже. И сын, вроде, на учете в психушке состоит.

- Это теперь называется "потомственное ясновидение". У него в роду колдуны, Петр

говорит, до восьмого колена... Они ему биографию впечатляющую сочинили. Да и

платят хорошо.

- Слава Богу. Вечно в нищете перебивался. Теперь на своей тачке ездит. По моей,

между прочим, протекции. Меня Генка как-то спросил, будто между прочим: ты про

одного типа вспоминала, что мысли угадывает, можно на него глянуть? Ну,

пригласили, глянули, взяли в "структуру". Уж не знаю, чем Вован там занят, но

припижонился здорово. Костюм нормальный, куртец. Только видно сразу крыша

не на месте, глаз беспокойный.

- А у Полины, что сбежала, ты говорила, тоже порывы какие-то к тайным глубинам

наблюдались... - Катя взяля вторую конфету. - Не верю я этим экстрасенсам.

- Она, вроде, всерьез. Что-то все думала, о чем-то размышляла, нечто улавливала... А

вот как мужика удержать - со мной советовалась. Фирму из-под носа увели - ухом

не повела.

- Так ты говоришь, она сама все оттяпала?

- А! Разве поймешь? История полна нераскрытых тайн... - Алла сделала

"велосипедик". - Пора размяться, расплавились, как пластилин. - Она бодренько

вскочила, выполнила серию махов ногами, вращений бедрами, руками. Все складно,

машинально, с привычной сноровкой профессиональной "физкультурницы". А на

черта нам с тобой, Кэт, эти тайны нужны? Ты на велотренажер подналяг, я тебе

методичку дам. От сладкого пока откажись. Петр - мужчина видный. Фотомодели

сейчас стаями бродят, хоть отстреливай, голодными глазами на состоятельных

мужиков зыркают... - Алла тряхнула шезлонг подруги. - Больше движений, держи

форму. И тонус, тонус! - Она легкой трусцой вбежала в парадную, обшитую дубом

комнату. - Иди, глянь, какую фигню мне Геночка притащил. Длина семнадцать

сантиметров. Почти что косметичка. А возможности побольше, чем у Кашпировского. - Она открыла крышку продолговатого черного аппарата с маленькой антенной.

Компьютер, факс, модем, записная книжка и телефон. Все "в одном флаконе".

Сейчас мы выясним у наших грибников, что соорудить к ужину... Шашлык или в ресторан двинуть... - Алла нажала кнопку. - Это ты или косолапый мишка?

Что голос-то такой, Гечик? Ну как зачем беспокою? Грибы, что ли, от телефона

разбегаются... Не груби... Хотели с Кэт согласовать меню... Что? Пожав плечами,

Алла отключила связь.

- Шашлык? - уточнила Катя.

- Не в настроении. Не знаю, что там у них в лесу делается. Похоже, ведьмы на шабаш

собрались...

- А Петр-то с ним?

- Не спросила. - Алла погрузилась в задумчивость.

- Но что сказал-то? - Обеспокоилась Катя.

- Послал. Передаю дословно: "Идите вы со своим грибами и меню на х...!". Конец цитаты.

Глава 35

Всю долгую службу в системе органов безопасности, Кирилл Сергеевич придерживался принципа "разумного компромисса". Он помогал продержаться на плаву, да и просто выжить. Оба слова в этой формулировке были ключевыми. Компромисс мог оказаться опасным, вредным, подлым, мог скрутить, изломать человека, уничтожить его изнутри. Тому жизнь давала немало примеров. Полное отрицание компромисса, то есть заключения обоюдовыгодного договора с обстоятельствами приводило к не менее трагическим последствиям. Печальное доказательство тому - судьба несгибаемого Ласточкина.

Главным рецептом выживании во все времена оставалась точно выверенная доза отступлений от требований ума и совести. Рассаду, одному из немногих "бойцов невидимого фронта", удавалось соблюсти пропорции. Он был осторожен, объективен, нетороплив в решениях, нелицеприятен с подчиненными и начальством, умел находить выходы из щепетильных положений. Говорил: надо подумать, в то время, как другие на его месте уже хватались за пистолет. За всю свою очень непростую служебную карьеру Кирилл Сергеевич мог упрекнуть себя в открытой сделке с совестью лишь один раз. В остальных случах имел место "разумный компромисс". Раньше Рассада называли "честным коммунистом", что вовсе не означало в его случае наивности и глупости. Идейная платформа была для него лишь условием разумного существования и активной работы в рамках предлагаемых обстоятельств.

Проведя строгий анализ проделанного, Рассад убеждался, что положительный баланс намного превышает негативные составляющие. Занимая важное кресло в серьезнейшем ведомстве, ему удалось сделать во имя добра и справедливости значительно больше, чем некоему диссиденнтствующему сторожу с тремя образованиями, не желавшему приспосабливаться и "пахать" на советскую власть. Теперь Кирилл Сергеевич числился в "центристах". Он вел открытую борьбу за демократическое общество на крепкой экономической платформе и руководствовался все теми же лозунгами гуманности, чести, преданности родине. Враги считали Рассада крепким орешком, скользким человеком, опасным противником. Друзей у него было мало, в основном посторонние, не из "системы". Да и тех с каждым годом становилось все меньше, с каждым годом все чаще подступал нерешаемый вопрос из породы "вечных" - "Зачем?", "За что воюешь, старик?"

Отбиваясь, как можно, от философских аспектов вопроса о смысле жизни и борьбе за выживание, Рассад старался жестко сузить рамки рызмышлений, свести свои счеты с действительностью до уровня частного случая.

Андрей умер. Спешно проведенное следствие признало его виновным в чудовищных хищениях и совершении противоправных сделок по продаже военной техники, исчезли огромные суммы денег. Состряпавшие ложное обвинение люди колебались в выборе козла отпущения. Какое-то время находился в бегах содиректор "Оникса" Глеб Сарычев. Потом исчезла Полина Ласточкина и тут же стало ясно, что исчезла она вместе с украденными отцом капиталами. Глеб Сарычев дал исчерпывающие показания, говорящие о том, что его хитро подставили компаньон и неизвестные сообщники. О роли в хищении Полины Андреевны, с которой находился в связи, Сарычев говорить отказывался, ссылаясь на полную неосведомленность.

В тот самый момент, когда Полина скрывалась на подмосковной даче, Рассад встретился с Глебом. Ему хотелось убедиться, что Полина не ошиблась, вручив этому человеку свою судьбу. Обладавший кое-какой информацией, Рассад легонько надавил на Сарычева, действуя, якобы, от лица Крафта. Глеб упорствовал в борьбе за справедливость недолго. С первых же фраз Рассаду стало ясно - Сарычев не тот, за кого принимала его Полина. Он явно трусил и готов был отступиться от всего - от попытки оправдаться, назвав имена истинных виновников краха "Оникса", от женщины, которую собирался сделать своей женой. Кирилл Сергеевич с легким сердцем отправил Полину в Германию, надеясь, что сумеет разобраться с московской авантюрой. Но не тут-то было. Куда бы ни направлял поиск Рассад в деле Ласточкина, он упирался в непроницаемую стену. Его явно дезинформировали и давали понять: не суйся, запретная зона.