Эдгар Уоллес - Дюссельдорфский убийца

— Очень важно, Пренн, — сказала Рут, усаживаясь в мягкое кресло около письменного стола. — Сначала дайте папиросу, а потом я все расскажу. Но раньше остановите ротационку. Боюсь, что вам придется переверстать одну страницу. Убийство…

— Убийство? Хорошо. Но только, голубчик, Рут, не больше пятидесяти строк. Я даже не знаю, не ушел ли последний машинный наборщик.

Он снял телефонную трубку, перевел выключатель на надпись «ротационное отделение» и крикнул:

— Герр Кунст, остановите машину!

Глухое рычание, исходящее из подвального помещения и сотрясающее здание редакции, смолкло.

Пренн повесил трубку и быстро прошел из кабинета в типографию, хлопнув дверью.

Не дождавшись папиросы, Рут залезла в стоящую на письменном столе Пренна коробку, чиркнула спичкой, закурив, села описывать ночное происшествие.

Утром свежие номера газеты расхватывались с боем.

Мальчикам-газетчикам почти не приходилось выкрикивать главной сенсации номера: «Убийство госпожи Кун!» Все уже знали о событии и покупали газеты только для того, чтобы лично убедиться в страшной правде, и в чаянии найти новые подробности, которые могли быть упущены при устной передаче.

Стоустая молва, как всегда, разнесла рассказ об убийстве в самые отдаленные закоулки города, варьируя его на всевозможные лады, добавляя неожиданные подробности и имена.

В морге, где лежал труп убитой, толпилось множество народу, преимущественно женщины. Они охали и ахали, качали головами, заявляя при встрече со знакомыми, что никогда бы не смогли смотреть на такой ужас, и, тем не менее, количество любопытных все же не убывало. В конце концов это паломничество в морг приняло такие большие размеры, что полиция закрыла двери и распорядилась никого больше не пропускать для осмотра тела убитой без особого разрешения полицей-президиума.

Полиция энергично производила дознание. Выяснилось, что госпожа Кун — вдова, не имевшая родных в городе. Работала она в прачечной и в злополучный вечер задержалась на работе из-за большого количества клиентов.

По словам всех ее знавших, она была женщина тихая, работящая, врагов в городе не имела, и, таким образом, всякое предположение об убийстве из мести отпадало. Конечно, не могло быть и речи о какой-либо романтической истории, так как почтенной женщине было пятьдесят шесть лет.

Медицинская экспертиза, освидетельствовавшая тело убитой, обнаружила на нем двадцать одну ножевую рану. Одна из них, нанесенная в висок, была, по мнению, врачей, смертельной.

Остальные раны в области шейных позвонков и груди убийца наносил уже тогда, когда жертва потеряла сознание.

Бессмысленная жестокость преступления заставила предполагать, что убийца — либо бежавший из больницы душевнобольной, либо внезапно помешавшийся. Но тщательный опрос всех находящихся в Дюссельдорфе и близлежащих к нему городах лечебниц для умалишенных не подтвердил первого предположения. В течение последних месяцев ни в одной из опрошенных лечебниц не было зарегистрировано случаев побегов.

Самые тщательные розыски в городе не дали никаких результатов. Было арестовано несколько подозрительных лиц, но, кроме бродяжничества, проживания без документов и других мелких проступков — полиция не могла предъявить им никаких обвинений.

Все они в более или менее короткий срок доказали свое алиби и были отпущены на свободу.

Таинственный убийца исчез бесследно. Трудно было установить — является ли он постоянным жителем города или просто случайно попал в Дюссельдорф. Но несомненным было одно. Это был душевнобольной человек, с явно выраженными садистскими наклонностями. Этот вывод вытекал из отсутствия мотивов преступления и его необычайной жестокости. На этой характеристике преступника сходились все, имевшие отношение к следствию.

Как это всегда бывает, всякая сенсация с течением времени теряет свою остроту. Самым наглядным признаком такого последовательного снижения общественного интереса к тому или иному событию служит изменение характера газетных сообщений. Колоссальные трехцицерные [5]заголовки первых двух-трех дней, красующиеся на первой странице, уступают место более мелким шрифтам, и понемногу заметки о сенсации, волновавшей умы и приводившей в содрогание население, перебираются со страницы на страницу и кончаются пятью, шестью строками петита или боргеса [6]в отделе происшествий, не выходящих за рамки самой серой обыденности.

Так, наверное, кончилось бы и дело об убийстве госпожи Кун. По крайней мере 12 февраля Рут принесла в редакцию совсем маленькую заметочку, гласившую, что расследование таинственного убийства на Шарлоттенштрассе продолжается и пока еще не дало никаких существенных результатов.

Редакторский синий карандаш черкнул на листочке сверху «боргес, хроника», и заметка была брошена на огромную кучу готового к набору материала, вместе с отчетом о собрании демобилизованных воинов, покушении на самоубийство и мелкими кражами.

Но судьбе было угодно, чтобы убийство 3-го февраля фрау Кун послужило лишь началом еще более страшных событий, потрясших сравнительно тихий и скромный Дюссельдорф и превративших его в страшное место, о котором с содроганием целый год писала вся европейская пресса.

— Куда вы спешите?

Толстый полицейский инспектор Шульце, гораздо более известный под прозвищем «Мяч», улыбаясь, преградил дорогу Рут, спешившей в редакцию. В сущности, у нее не было особой необходимости торопиться туда, так как материал, собранный за день, не был сенсационным, а значит, мог быть сдан в набор через два или три часа без ущерба для дела.

Рут просто скучала без обычной редакционной обстановки и шла, чтобы поболтать о текущих газетных проблемах, обсудить последние новости с остроумным фельетонистом Дон-Диего и, кстати, немного попечатать на машинке.

— Так, никуда особенно, — ответила она, подавая Мячу маленькую руку в шерстяной перчатке. — Скучно. Материала никакого. Если так и дальше будет продолжаться, мы все умрем с голоду.

— Подождите, скоро у вас будет материал почище, чем недавнее убийство, — таинственно сказал Мяч.

Девушка вопросительно взглянула на него.

— Что вы имеете в виду?

— Ничего особенного, а что? — невинно переспросил Мяч.

— Как что?! — возмутилась Рут. — О каком таком материале вы говорите? Можно подумать, что вы и есть тот таинственный убийца и собираетесь продолжать вашу «плодотворную деятельность».

Мяч усмехнулся.

— Конечно, — сказал он, закуривая, — бывали случаи, когда преступники служили в полиции и даже состояли в более высоких чинах, чем ваш покорный слуга. Но все же это больше относится к области криминальных романов, чем к действительной жизни. Поэтому вы за меня можете быть совершенно спокойны, Рут. Впрочем, ради ваших прекрасных глаз, пожалуй, и я способен был бы совершать в день по парочке убийств для того, чтобы вы могли их красочно описывать в газете. Но вряд ли я мог бы наносить при этом такое невероятное количество ран.