Вильям Хорстберг - Сердце Ангела

Я установил фотокамеру «Минске» и копировальную подставку на Г-образный стол, и включил лампы дневного света. Чтобы открыть шкафчики с досье и ящики стола, понадобились лишь мой перочинный нож и согнутая скрепка. Я не имел представления о том, что ищу, но раз Круземарк нанял бандитов и попытался устранить меня, значит, было у него что-то за душой.

Время тянулось еле-еле. Я просмотрел сотни досье, фотографируя все, что могло вызвать хоть какой-нибудь интерес. С криминальной точки зрения, лучшим из всего, что мне удалось добыть, было несколько поддельных договоров и одно письмо к конгрессмену с открытым предложением взятки. Это вовсе не означало, что все остальное здесь чисто. Если знаешь, где искать, то под вывеской любой корпорации всегда найдешь небольшой криминал.

Я отснял пятнадцать кассет фотопленки. Все крупные сделки компании «Круземарк Маритайм, Инк.» прошли через мою копировальную технику. Нарушений там хватило бы, чтобы загрузить контору окружного прокурора на месяц.

Покончив с досье, я вошел с помощью «универсала» в личный кабинет Круземарка и выписал себе порцию спиртного в его зеркальном баре. Осматривая стенные панели и заглядывая под картины, я не выпускал из рук хрустальный пузатый бокальчик. Никаких признаков тайников или скрытого сейфа.

Не считая дивана, бара и стола с мраморной столешницей, комната была пустой: никаких шкафчиков, ящиков или полок. Я поставил пустой бокал на середину блестящего стола. Никаких бумаг или писем, даже подставка для карандашей и ручек не портила безупречной поверхности стола. Только на углу возвышалась над собственным четким отражением бронзовая статуэтка Нептуна.

Я заглянул под мраморную крышку. Там оказался незаметный снаружи, искусно скрытый, стальной выдвижной ящик. Он был не заперт. Небольшой рычаг сбоку высвободил защелку, в потайные пружины заставили его мягко скользнуть наружу – наподобие кассового ящичка. Внутри находилось несколько дорогих авторучек, фотография Маргарет Круземарк в овальной серебряной рамке, восьмидюймовый кинжал с позолоченной рукоятью из слоновой кости и беспорядочно разбросанные письма.

Подняв знакомый конверт, я вынул из него карточку. Сверху была отпечатана перевернутая пентаграмма. Латинские слова ухе не представляли проблемы. У Этана Круземарка было собственное приглашение на Черную Мессу.

Я вернул конторе первоначальный вид и упаковал мою фотокамеру. Перед уходом я сполоснул бокальчик и аккуратно поставил его в ряд с остальными, на стеклянную полочку над баром. Вначале я хотел оставить его на столе Круземарка, чтобы у него было о чем подумать утром в понедельник, но сейчас эта идея уже не казалась столь удачной.

Когда я выкатился на улицу, шел дождь. Температура резко упала. Подняв воротник пиджака, я перебежал через Лексингтон-авеню к вокзалу и позвонил Эпифани из первой свободной будки. Я спросил, сколько времени ей нужно на сборы, и получил в ответ заверение, что она готова давным-давно.

– Это звучит заманчиво, малышка, но я говорю о деле. Возьми такси. Жди меня в моей конторе через полчаса. Мы поужинаем, а потом поедем в одно место на лекцию.

– Какую лекцию?

– Возможно, это будет проповедь.

– Проповедь?

– Захвати мой плащ из шкафа и не опаздывай. Перед тем как спуститься в подземку, я отыскал газетный киоск, где можно было заказать ключ, и подождал, пока мне изготовят копию с «универсала» Нусбаума. Запечатав оригинал в конверт, я бросил его в почтовый ящик у автоматической камеры хранения.

С поезда подземки я сошел на Таймс-сквер. Все еще моросил дождь, и отражения неоновых вывесок и огней машин извивались на панелях огненными змейками. Я двигался перебежками от подворотни до подворотни, чтобы не промокнуть. Мелкие торговцы наркотиками и несовершеннолетние проститутки забились в дешевые бары и торговые галереи, словно бродячие кошки. Купив себе в угловой лавке несколько сигар, я взглянул вверх, на «бегущую строку» на Таймс-Тауэр… ЖИТЕЛИ ТИБЕТА ВОЮЮТ С КИТАЙЦАМИ В ЛХАСЕ…

Я пришел к себе в контору в десять минут седьмого, и Эпифани ожидала меня, сидя в рыжем кожаном кресле. На ней был костюм цвета сливы, и выглядела она фантастично. На ощупь и на вкус она была еще лучше.

– Я скучала по тебе, – шепнула девушка. Ее пальцы скользнули вдоль бинта, покрывающего мое ухо, задержавшись над выбритым на голове местом. – О, Гарри, как ты себя чувствуешь?

– Чудесно. Хотя и не столь красивым, как раньше.

– Эти швы на голове делают тебя похожим на Франкенштейна.

– Я стараюсь не заглядывать в зеркала.

– А твой бедный, бедный рот!

– А как насчет носа?

– Почти такой, как был, но чуть больше.

Мы поужинали в ресторане «Линди». Я сказал ей, что, если кто-то обратит на нас внимание, все остальные сразу решат, что мы чем-то знамениты. Но никто не обратил внимания.

– Тебя навещал тот самый лейтенант? – спросила она, обмакивая креветку в соусник, обложенный измельченным льдом.

– Его присутствие оживило мой завтрак. Ты молодец, что представилась ему «справочной службой».

– Я девушка сообразительная.

– Ты хорошая актриса, – похвалил я. – Ты провела Стерна дважды за день.

– Во мне не одна женщина, а много. В тебе тоже не один мужчина.

– Это что, вуду?

– Это просто здравый смысл.

Около восьми часов мы ехали через парк на окраину города. Когда мы проезжали Меер, я спросил Эпифани, почему в ту ночь их группа совершала жертвоприношение здесь, под звездами, вместо того чтобы сделать это у себя в хумфо. Она что-то пробормотала о древесных лоа.

– Лоа!

– Это духи. Воплощения Бога. Много-много лоа. Рада лоа, Петро лоа: добрые и злые. Дамбалла – тоже лоа. Баде – это лоа ветра; Согбо – лоа молнии; Барон Самди – хранитель Кладбища, повелитель секса и страсти; Папаша Легба присматривает за нашими домами и местами, где мы собираемся, за воротами и изгородями. Мэтр Каррефур стережет все перекрестки дорог.

– Должно быть, он мой патрон, – заметил я.

– Он покровитель колдунов…

Когда– то Новый Храм Надежды на Сто сорок четвертой улице был кинотеатром. Над входом висел старый навес, украшенный футовыми буквами «ЭЛЬ СИФР». Я поставил машину в конце квартала и взял Эпифани за руку, когда мы шли назад, к ярким огням.

– Почему ты интересуешься Сифром? – спросила она.

– Он волшебник из моих снов.

– Сифр?

– Или доктор Сайфер, – как угодно.

– Ты знаешь его?

– Роль «свами» – одна из многих, на которые он способен. Он все равно что хамелеон.

Эпифани крепко ехала мою руку.

– Будь осторожен, Гарри, прошу тебя.

– Постараюсь, – пообещал я.

– Не шути. Если этот человек действительно таков, как ты говоришь, он владеет большой силой. С ним нельзя шутить.