Чарльз Шеффилд - Неподражаемый доктор Дарвин

— Тогда, Эразм, вам не мешало бы собрать машину мистера Кросса заново и вкатить себе двойную порцию.

Не дожидаясь ответа, он закрыл дверь. Дарвин покачал головой, стараясь сдержать улыбку.

— Прошу прощения, мистер Кросс. Мы с полковником Поулом давние друзья. Позвольте же вновь вернуться к более серьезным материям. Все мои предыдущие расспросы объяснялись исключительно научным интересом. Но то, что я собираюсь сказать сейчас, имеет другую природу. Вы вполне можете счесть мои слова непрошеным и бесцеремонным вмешательством в ваши личные дела.

Кросс меланхолично разрывал на мелкие кусочки схему своего изобретения.

— Продолжайте, — промолвил он. — По крайней мере меня честно предупредили.

— Я хотел поговорить о Флоренс Траструм. Вы очень хорошо к ней относитесь, верно?

— Разве это не бросается в глаза? — В голосе Кросса звучала горечь. — Я отношусь к ней очень хорошо, и даже более, чем просто очень хорошо. Но, как видите, «я не создан для забав любовных, для нежного гляденья в зеркала». [21]

Он показал на свое левое плечо. Дарвин фыркнул.

— И тем не менее ваш тезка, Ричард, коего вы соблаговолили процитировать, взошел на английский трон и женился на своей избраннице. Прекратите жалеть себя! Вы столь же полноценный мужчина, как любой другой в этом доме, — если только сами не возомните себя калекой.

— Увы, не могу утешаться подобной мыслью. Как только позволит погода, я возвращаюсь в Соммерсет — если волен покинуть дом.

— Совершенно вольны. Все же настоятельно советую вам — не уезжайте. Вы должны остаться здесь и выяснить, испытывает ли к вам Флоренс те же теплые чувства, что и вы к ней.

— Я ей не нужен. У нее уже появился новый поклонник. Вы его видели.

— Видел. Но, сдается мне, в глазах Флоренс он вам не соперник. Мистер Мерчисон — весьма приятный молодой человек, надо полагать, честный и достойный. Не желаю ему никакого зла, и мне не следовало бы принимать чью-то сторону. Однако позвольте заметить: мир кишмя кишит приятными и симпатичными молодыми людьми, столь же безобидными и простосердечными, как Джеми Мерчисон. А вот вы — другой. Вы наделены редчайшим даром, тем самым, что возводит нас на высшую ступень. Вы обладаете духом творчества, вдохновением и изобретательностью в сочетании с чутьем подлинного ученого.

— Творческий дух, который убивает… Доктор Дарвин, не стану отрицать, я польщен. Но найдется немало иных, гораздо более одаренных людей.

— Нет, сэр. — Дарвин говорил с глубочайшей убежденностью. — Уж поверьте мне на слово. Таких очень мало, везде и во все времена. Сегодня в Лондоне не сыщется и пятерых таких людей, мужчин или женщин. И если вы не устремитесь исследовать великие проблемы, видимые только вам, кто тогда их исследует? Мистер Фолкнер? Или мисс Роулингс? Или полковник Поул? Да никогда! Возможно, нам и хотелось бы, но мы лишены божественной искры. Весьма вероятно, вы думаете, будто ваши дети смогут сделать то, что недоступно вам? Очень может быть. Но только если у вас будут дети. Вы и подобные вам имеете долг перед миром: вы должны жениться, и любить, и произвести потомство.

Ричард Кросс отнял руку от плеча и вопросительно поглядел на Дарвина.

— Однако вы не женаты, сэр.

Несколько долгих мгновений доктор молчал.

— Вы правы, — ответил он наконец. — В настоящий момент я не женат — но не думаю, что это навеки. Кроме того, у меня уже есть дети от прошлого брака. И тем не менее вы попали в точку. Мне следовало бы искреннее следовать собственным принципам. И я это запомню.

Он встал, похлопал Кросса по плечу и направился к выходу. На пороге он остановился.

— Сейчас я намерен присоединиться к остальным. Флоренс Траструм придет сюда через несколько минут, чтобы унести чашки и шоколад. Она очень расположена к вам. Признайтесь ей — говорите все, что хотите. Но только скажите.

— Сэр, одну минуту. — Кросс бросился за Дарвином к двери. Бледное лицо молодого человека вдруг обрело решительность. — Я попытаюсь, да, конечно, я должен попытаться. Но вы же наверняка понимаете, у меня нет дара красноречия. Не умею произносить красивые слова. Я битых десять раз пробовал высказать Флоренс свои чувства. И каждый раз терпел неудачу.

— Тогда, Ричард, вы должны попытаться сделать это в одиннадцатый раз. — Дарвин улыбнулся. — Мужайтесь, дружище. Природа не оставляет в мире места неудачникам. Вы ведь умеете побеждать. Смотрите. — Он вытащил из кармана блестящий кусок красного стекла. — Это собственное ваше творение, Сердце Ахурамазды. Глядите на него, когда будете говорить с Флоренс. Уж верно, человек, сумевший создать искусственное сердце, сумеет завоевать и настоящее.

Кросс кивнул и взял самоцвет. Дарвин наконец закрыл дверь, повернулся и побрел в глубь дома. Он шел, ничего не замечая на своем пути, поглощенный новой, захватывающей мыслью. Если Ричард Кросс не предпримет новой попытки и не преуспеет, сам факт неудачи сделает его непригодным для обзаведения потомством. И ровно то же правило можно применить к любой области, равно и к людям, и к животным. Великий принцип в действии. Природа создает то, что требуется для будущих поколений, неустанно пропалывая поколения нынешние. Так происходит сейчас, так происходило всегда.

Эразм Дарвин машинально прошел мимо комнаты, где ждали его друзья. Безошибочный инстинкт, пробужденный запахом свежеиспеченных булочек, вел доктора на кухню, а разум блуждал в иных, далеких от этого дома сферах. Доктор прикидывал, как можно облечь свои новые догадки в максимально общую и универсальную форму.

Ветчина, хлеб, квашеная капуста и добрых две пинты эля, чтобы утолить жажду. Так чего же, спрашивается, можно было ожидать?

Эразм Дарвин с укором взирал на большой палец своей же собственной ноги. Водрузив голую ступню на деревянный табурет, доктор перегнулся, разглядывая покрасневший и распухший сустав. Нелегкая задача — внушительный живот почтенного джентльмена отнюдь не способствовал физическим упражнениям.

— Того и только того, что я получил, — продолжал Дарвин, втирая в сочленение эфир. Рядом лежала наготове промасленная шелковая тряпица. — Не говорил ли я вам, Джейкоб, что вернейший способ вызвать приступ подагры — это съесть или выпить что-нибудь неподходящее? Соль — плохо. Пиво — плохо. А уж кларет или портвейн — чистый яд.

Джейкоб Поул не удостоил сию тираду вниманием, беспокойно рыская между узким окном и камином, где над потрескивающими брикетами угля весело пламенел рыже-алый огонь. На миг приостановившись, он выглянул в щелочку между планок — и в это самое мгновение дом сотрясся от очередного порыва ветра. Дверь хлопнула, точно под ударом сильного кулака.