Марсела Серрано - Пресвятая Дева Одиночества

Я не обнаружила ни сумки, ни коробки, ни ящика в столе или шкафу, где хранились бы ее личные бумаги, письма, записки. Их просто нет или они так ловко запрятаны? Однако, поразмыслив, я догадываюсь: просто-напросто ничего хранить не стоит. Прошлое — это не факты и события, а только то, что остается от них в нашем сердце — пусть пристрастном и обманывающемся, но чувствующем свою правду — после разрушительной работы времени. Истина, изложенная буквально, никому не нужна. Кто бы ни была эта женщина, я восхищаюсь ее сдержанной твердостью. Вот бы мне стать такой! Но, твердо зная, что это невозможно, я отбрасываю эту мысль, словно использованный носовой платок.

Во всем доме я не встретила ни одной фотографии.

На пересечении улиц Руфино Тамайо и Гарсиа Вихиль находится огромное здание Дома народных промыслов штата Оахака, и его многочисленные магазинчики и выставки помогли мне скоротать время, которое я отпустила Лусии Рейес на посещение рынка. Будучи в эти утренние часы единственным посетителем, я остановилась возле кассы поболтать с продавцом, не спуская в то же время глаз с улицы в ожидании красной «хонды». Чтобы оправдать свое присутствие здесь, я тоже купила маленькую фигурку— полосатого, как кот, волка с белыми усами и красными устрашающими зубами, пусть по ночам отгоняет от меня плохие сны.

Если верить продавцу, голубые стены изначально были красными, пока месяца четыре назад не явилась целая армия маляров и не перекрасила их. Дом был выставлен на продажу еще во времена кризиса, тем не менее цена на него почему-то оставалась запредельной (очень по-мексикански), из-за чего его никто не покупал. Потом приехала одна иностранка, да, колумбийка с внешностью американки и почти совсем без волос на голове — может, она хочет нарастить их где-нибудь в другом месте? — и заплатила за то, что хотела иметь, наплевав на законы рынка. Благодаря парку ожидаешь увидеть внутри по меньшей мере замок, а не дом с тремя комнатами, может быть, богачи еще поэтому не заинтересовались им. Продавец, очень приятный и обходительный молодой человек, добавил, что на месте блондинки поступил бы так же, ведь деньги имеют ценность не сами по себе, а лишь как средство для исполнения желаний. Блондинка сама ему говорила—она такая любезная и, когда заходит в магазин, обязательно останавливается поболтать по-соседски, — что хочет остаться тут навсегда и покупка дома — отнюдь не просто капиталовложение.

Хотя дом был куплен четыре месяца назад, она живет здесь всего месяц, а до этого нанятый ею человек делал там ремонт. Время от времени приезжал высокий седой сеньор, следил за работой. Не могу не признать, что решение поселиться здесь вполне разумно и оправданно.

Старость страшит меня, в частности, тем, что я не смогу обеспечить себе жизнь в свое удовольствие, о чем всегда мечтала и связывала с тем временем, когда перестану работать. В сотый раз оглядывая место, которое облюбовала эта загадочная женщина в надежде обрести иную судьбу, я подумала, что если ей удалось обеспечить себе такую жизнь, то она спасена. Парк с его огромными деревьями, привлекающими внимание и в то же время отгораживающими от внешнего мира, тишина, ярко-голубой бассейн, пестрые цветы, терраса с изразцами и зеленой железной мебелью, гамак, лениво покачивающийся меж двух стволов, и огромный кусок неба над головой только укрепляют меня в этой мысли. Дом не подавляет своими размерами, выглядит приветливым и уютным. Весьма удачно расположен домик привратника: не слишком близко, чтобы не нарушать покой хозяйки, и не слишком далеко, чтобы она не чувствовала себя одиноко. Если она хотела от всех убежать, почему не купила кофейную плантацию где-нибудь в Сьерра-Мадре-дель-Сур, например? Нет, ей нужен город: улицы, разноликая толпа, храмы и рынки, люди и соборы, рестораны и магазины. Вопреки собственному представлению о себе ничто человеческое ей не чуждо, и несколькими минутами позже она это доказала.

Я шла за светловолосой колумбийкой до улицы Пятого мая. Дело в том, что через пятнадцать минут после возвращения с рынка она опять вышла из дома и не спеша направилась к центру, зайдя по дороге в прелестную маленькую кофейню, где все, включая цвет, соответствовало предлагаемому напитку, а запах стоял просто восхитительный. В открытой ее части было всего два маленьких столика с крошечными табуретками, за один из которых она и села. Я решила, что не стоит входить сразу за ней, и несколько минут рассматривала одежду в соседнем магазине, после чего заняла второй столик как раз в тот момент, когда ей принесли чашку эспрессо. Стараясь скрыть чилийский акцент, я попросила холодный капуччино с шоколадом. Она достала из сумки — бесформенного плетеного мешка песочного цвета — книгу, открыла ее на заложенной странице (мне не понадобилась особая проницательность, чтобы узнать роман Толстого, лежавший на тумбочке) и только собралась закурить, как ее окликнула очень смуглая высокая женщина с длинными седыми волосами, одетая в цветастую юбку до пят и мужскую рубаху; видимо, как и мы обе, иностранка. Она проходила мимо, но, увидев мою подопечную, остановилась.

— Привет, Лусия, — сказала она и так приветливо улыбнулась, что мне тут же захотелось с ней подружиться.

Вздрогнув от неожиданности, блондинка подняла голову, и ее лицо засияло.

— Привет, Фьорелла, — радостно откликнулась она. Конечно, по классическим меркам красавицей ее не назовешь, но улыбка делает ее удивительно привлекательной.

Фьорелла говорила по-испански с сильным итальянским акцентом. Она сказала, что сейчас торопится, но потом подробно расскажет о своей экспедиции в масатекскую [41]сьерру. Тем не менее она успела поведать о галлюциногенных грибах, которые ласково называла грибочками, о гадании таро и о некой Марии Сабине и ее дочери. Лусия все внимательно выслушала, сказав, что как-нибудь вечерком заглянет к ней в мастерскую, а я почему-то подумала, что такие женщины, как они, никогда не позволят мужчине разговаривать с собой хорошо известным нам всем равнодушным тоном усталого, скучающего супруга. Чилийский художник Роберто Матта назвал одну из своих картин «Океан, вздымающийся внутри нас». Наверное, что-то подобное происходит и с этими двумя женщинами. Я отчаянно напрягала слух, пытаясь определить, с каким акцентом говорит Лусия Рейес, но так и не смогла. По-моему, ее выговор все-таки похож на мексиканский. Тут вдруг до меня дошло, что ее голос, который я слышала впервые, не так уж мне незнаком. Он был хрипловатый, этот голос.

Итальянка ушла, а она с минуту смотрела невидящим взглядом в голубую утреннюю даль, после чего вернулась к своей книге. До нас донесся неистовый звон колоколов многочисленных церквей. К какому миру она принадлежит? Какое упорное желание руководит ее поступками? Мне нравится, что она, прожив в городе всего месяц, уже завязала дружеские отношения с людьми, которые, подобно ей, решили избрать Оахаку своим домом. Молодец.