Дик Френсис - Осколки

– Я опоздал потому, что приехал не поездом, – коротко объяснил я. – Что случилось?

– Я хотел… – Голос у него тоже был подавленный. Он запнулся и начал снова: – Тетушка Роза перебралась к нам совсем. Я ее ненавижу. Я ее просто не выношу. А мама требует, чтобы я делал все, как велит тетя Роза, а иначе она со мной не разговаривает, потому что боится тетю Розу. И папа, когда его выпустят, не станет у нас жить, пока она там живет. Я точно знаю, что не станет. Куда же мне деваться? И поговорить мне не с кем, кроме вас. Смешно, да? После того как вас избили…

– А с дедушкой говорить не пробовал?

– Он тетю Розу боится до усрачки, – безнадежно ответил Виктор. – Еще хуже, чем мама.

– В прошлое воскресенье… – начал я. Он перебил:

– Простите, пожалуйста. Мне правда очень жалко, что вас так избили. Я думал, вы сегодня не приедете… Я думал, что вы не приехали.

– Ладно, – сказал я, – забудь про прошлое воскресенье. Давай лучше поговорим об Адаме Форсе.

– Он крутой, – сказал Виктор, но без особого энтузиазма. Потом, нахмурившись, добавил: – Это все говорят. Он несколько раз пользовался моим компьютером. Вот откуда у меня его письмо. Он думал, что уничтожил файл, а я его потом восстановил.

Это многое объясняло.

– А давно ли он знает твою тетю Розу? – спросил я и на этот раз получил ответ:

– Почти с тех же самых пор, как и маму. Уже несколько месяцев. Мама ездила на автобусную экскурсию к нему в клинику, и он на нее запал. Он мне нравился – я думал, что он действительно классный мужик. Он приезжал к маме, когда папа был на работе. А тетя Роза, когда узнала, пошла в гостиницу, где работал папа, и сказала, что если он неожиданно явится домой, то застукает их в собственной кровати. Папа пришел домой, а доктор Форс к тому времени уже ушел, но папа все равно маму отколотил, сломал ей нос, шесть ребер и еще чего-то, а тетя Роза пошла в участок и заявила на папу. И его засадили на год. А потом, в прошлое воскресенье, – Виктор сделался совсем уже несчастным, – тетя Роза отбила Адама Форса у мамы – она, наверно, с самого начала собиралась это сделать, – и теперь он делает все, как она скажет, и, хоть это и странно, но, по-моему, она его бьет, и довольно сильно, почти каждый день, и я видел, как они потом целовались.

Он был сильно озадачен этим. Я подумал, что Виктору не помешало бы поговорить с Уортингтоном. Отечески заботливый, выдержанный, знающий жизнь, Уортингтон сумеет объяснить парню, что к чему. Нет, Виктор просто не мог быть этим Четвертым. Виктор никак не смог бы сперва избить меня, а потом попросить о помощи.

Не Виктор. Но как насчет Джины?

Достаточно ли она сильна? Этого я не знал – и решил, хотя и неохотно, что придется проверить. Я обошел почти все тупики и так и не нашел человека, который подходил бы на роль икс-фактора. Но ведь был же этот Четвертый! Кто-то меня держал. Кто-то меня бил. Кто-то смотрел на меня из-под маски. Не мог же я все это выдумать?

Если верить профессору, я просто до сих пор не задал нужного вопроса. Но, если я его задам, как узнать, правду ли мне ответят? И что это за вопрос? И кому следует его задать?

Я вздохнул про себя, увел Виктора со станции и, к его нескрываемой радости, воссоединил с Томом и тремя его черными спутниками из семейства собачьих. Виктор признался Тому, что воскресенье, проведенное на пустоши, было одним из счастливейших дней в его жизни. Ну, разумеется, до тех пор, пока тетя Роза все не испортила.

Он принялся играть с собаками, которые явно к нему благоволили. И разговаривать он тоже предпочел с ними. Черные уши услышали тоскливое:

– Наверно, в наше время тоже можно сбежать в море и пойти в матросы…

Через некоторое время я сказал Тому:

– Я схожу к Виктору и, если его мать дома, попрошу отпустить мальчика к нам на выходные.

– Лучше я сам! – возразил Том.

– Пошли вместе, – предложил я. Невзирая на страхи Виктора, мы оставили его с Джимом, взяли с собой собак и вскоре уже стучались в наскоро отремонтированную дверь дома номер 19 по Лорна-террас.

Джина Верити открыла на стук – и не успела захлопнуть дверь: тяжелый башмак Тома оказался проворнее.

За пять дней, прошедших со злополучного воскресенья, Джина растеряла и приятную внешность, и спокойствие, и уверенность. Она уставилась на мой рассеченный и заживающий подбородок с таким видом, словно это была последняя соломинка. Наконец беспомощно промямлила:

– Ну что ж, заходите…

И, ссутулившись, провела меня уже знакомым коридором на кухню. Мы уселись за стол, как и в прошлый раз.

Том с собаками остался караулить снаружи: Джина не знала, когда могут вернуться ее сестра или Адам Форс.

– Я хотел бы пригласить Виктора погостить у меня на выходные, – сказал я.

Джина курила сигарету за сигаретой, как всегда.

– Ладно, – вяло согласилась она. – Заберите его из школы. – Она немного подумала. – Только смотрите, чтобы Роза не узнала. Она его не отпустит.

Пальцы на ее левой руке порыжели от табака. На правой пальцы были белые. Я взял ее за правую руку, потом за левую, подержал и отпустил. Мышцы были вялые, какие-то безжизненные. Джиной владела такая апатия, что она даже не возмутилась – только оглядела свои руки и спросила:

– Чего?

Я не ответил. Левая рука у Четвертого была не такая желтая – это я заметил бы даже в свете уличных фонарей. И руки у него были сильные и мускулистые. Нет, Номер Четвертый явно был мужчиной.

Джина не могла быть Номером Четвертым. Это бесспорно.

Пора идти.

И тут перед домом раздался Томов вариант сигнала тревоги: вой, рычание, лай – надо сказать, что псы Тома лаяли не иначе, как по приказу хозяина.

Джина вскочила и отшатнулась от стола. Глаза ее расширились от ужаса.

– Это Роза! – прошептала она. – Роза вернулась! На нее всегда собаки лают. Не любят они ее. У них сразу шерсть дыбом становится.

«Еще бы! – подумал я. – У меня тоже». Гулкий лай доберманов подтвердил, что Джина права.

– Уходите! – сказала Джина заплетающимся языком. – Туда! Через задний двор – и в переулок. Скорей, скорей!

Она заботилась не столько о моей безопасности, сколько о своей собственной.

Возможно, уйти было бы разумнее, но я никогда не был приверженцем девиза «Тот, кто вовремя отступит, доживет до следующего боя». Бежать от Розы… Я уже трижды ускользнул из расставленных ею ловушек и еще раз – от Адама Форса. И я решил снова довериться удаче.

Я остался сидеть за столом – только отодвинул стул, чтобы быть готовым вскочить в любую секунду. Скрипнула входная дверь, в коридоре раздались уверенные шаги.

Роза пришла не одна – Адам Форс тоже был с ней. Роза узнала Тома с его зверюгами, но отрицательные эмоции доктора были целиком сосредоточены на мне. Не прошло и двух дней, как он пытался одурманить меня инсулином и сделать из меня жертву дорожного происшествия – и просчитался. Можно себе представить, как он был потрясен, увидев меня в этом доме.