Дик Фрэнсис - Смерть на ипподроме (Кураж)

Наконец он остановился и дал мне возможность встать на ноги. Он не произнес ни слова. Слышны были лишь звуки наших шагов по камням и слабое дыхание северо-восточного ветра.

Разодранная в клочья рубашка была плохой защитой от ветра, и я дрожал от холода. Он остановился. Послышался скрип отпираемой двери, и он втащил меня внутрь. На этот раз нужно было подняться на ступеньку вверх, и я снова упал, даже не успев увернуться. Упал плашмя — на живот. Чуть не потерял сознание. Щекой почувствовал — пол деревянный. Пахло пылью и лошадьми. Он снова поставил меня на ноги и, задрав руки вверх, привязал к чему-то над самой головой. Когда он закончил и отошел, я попытался нащупать, что же это такое? И ощутив гладкие металлические крюки, тут же понял, где нахожусь.

Кладовая для снаряжения. В каждой конюшне такая есть, где хранят седла, сбрую, а также щетки, ремни, бинты и попоны — все необходимое лошадям. В такой кладовой с потолка свисают крюки для сбруи — приспособления, похожие на трехпалый якорь. На них для чистки вешают уздечки. Но с этих крюков уздечки не свисали. Тут висел я.

Обычно в таких кладовых тепло. Их согревают печки, на которых сушат влажные попоны. В этой кладовой был адский холод. И глубоко въевшийся запах кожи и мыла для чистки седел перекрывался какой-то нежилой затхлостью. Значит, кладовой не пользуются — она пуста. Тишина при-, обрела новое, зловещее значение. В конюшне не двигались лошади. Пустые конюшни! Я задрожал, и вовсе не от холода.

Было слышно, как он вышел во двор. И тут же до меня донесся знакомый скрежет задвижки и лязг открываемой двери. Через секунду ее закрыли снова, но открыли другую, потом третью. Идя вдоль ряда, так он открыл шесть дверей". Я подумал: «Что-то ищет...». Потом некоторое время не слышно было, что он делает... Однако машину не заводил, значит, все еще оставался здесь...

Все мои усилия разорвать веревку, которой связаны руки, — тщетны. Тонкая, скользкая — похожа на нейлон. И ни одного узла. Не развязать!

В конце концов он вернулся. И у дверей со стуком поставил что-то. Как будто ведро.

Мягко ступая по деревянному полу, подошел поближе. Остановился передо мной. Было тихо, очень тихо. Я услышал новый звук — высокий, еле слышный астматический присвист при каждом вдохе. Похоже, даже пустые конюшни вызывают у него приступ.

Некоторое время ничего не происходило, Он медленно топтался вокруг меня, потом останавливался, Шагал и останавливался, Решает, как поступить. Но что он хочет сделать?

Резко он потрогал меня, проведя рукой в перчатке по ободранным плечам. Я дернулся, и его свистящее дыхание резко усилилось. Потом он начал кашлять — сухим, затрудненным кашлем астматика. Чтоб он задохся!

Все еще кашляя, он вышел, взял ведро и пересек двор. Я услышал стук поставленного ведра, потом он отвернул кран, и вода полилась с плеском. Звук звонко разносился в тишине.

«Джек и Джил пошли на холм, чтобы притащить ведро воды. Джек упал и разбил свою корону, а Джил вылил воду на него», — бессмысленно вспомнились детские стишки.

«О нет, — думал я, — о нет, мне и так уже холодно». Какая-то часть сознания говорила: пусть делает что угодно, лишь бы отпустил меня вовремя, чтобы я мог скакать на Образце. Но другая часть сознания советовала не быть идиотом — в том-то и дело, он не отпустит тебя. А... если ты даже сможешь удрать, то промерзнешь и ослабеешь так, что не в силах будешь сесть и на осла.

Он прикрутил воду, снова пересек двор. Вода в ведре слегка плескалась при каждом его шаге. Он остановился сзади меня. Звякнула ручка ведра. Я глубоко вздохнул, сжал зубы и ждал. Ударив между лопаток, он выплеснул воду, облив меня с головы до ног. Вода была ледяная и на ободранных местах причиняла нестерпимую боль.

Передохнув, он снова пересек двор и наполнил ведро. Но мне уже было все равно: нельзя промокнуть и замерзнуть сильнее. И я стал тревожиться не о том, что он еще со мной сделает, а сколько собирается продержать здесь.

Он вернулся с ведром и на этот раз выплеснул воду мне в лицо. Напрасно я считал, что хуже быть не может. Вода попала в нос. Грудь ломило. Я не мог вздохнуть. Он же утопит меня! Конечно, он снимет сейчас пластырь со рта, конечно, снимет...

Но он этого не сделал.

Вновь набрав воду в другом конце двора, он снова аккуратно завернул кран, и его размеренные шаги направились ко мне. Поднялся на ступеньку, идет по деревянному полу... И я не в состоянии остановить его!

Мысленно я ругался, как только мог.

Снова он спереди. Я отвернул лицо вбок и чуть не под мышку спрятал нос. Он вылил полное ведро ледяной воды мне на голову. Бедные цирковые клоуны, я всегда буду им сочувствовать. Впрочем, они обливаются теплой водой...

На этот раз он, видимо, решил, что я достаточно мокр. Во всяком случае, он бросил ведро за дверью, вместо того, чтобы снова наполнить его, вернулся и постоял рядом. Отдышка у него усилилась.

Схватив меня за волосы, оттянул голову назад и впервые заговорил с явным удовлетворением:

— Ну теперь с тобой покончено!

Отпустил мои волосы, вышел из конюшни, и я услышал, как он пересек двор. Его шаги замерли в отдалении, А через некоторое время издалека донесся звук захлопнувшейся дверцы «мини-купера», заработал мотор, машина отъехала. И все замолкло.

Не очень-то весело, когда тебя холодной ночью бросили связанным и мокрым насквозь, Я знал, что пройдет несколько часов, прежде чем он вернется, — ведь была пятница. С восьми и примерно до половины десятого он будет занят своей передачей. Интересно, как отразятся на ней эти его фокусы?

Одно было несомненно: я не мог смиренно ждать, пока меня отпустят. Прежде всего необходимо содрать пластырь. Я надеялся, что мокрый он отлепится легче. Но мне долго пришлось тереть лицом об руку, прежде чем удалось отклеить кончик, Это дало возможность вдохнуть свободнее, но позвать на помощь я не мог.

Серьезной проблемой был холод. Мокрые брюки прилив ли к ногам, туфли полны воды, а рубашка — вернее все то, что от нее осталось, — облепила грудь. Пальцы рук полностью онемели, а ноги были на грани потери чувствительности. Я понимал, что он нарочно оставил дверь настежь: сквозняк был изрядный, и я дрожал с головы до ног, Крюки для сбруи. Я вспоминал, как они устроены. Стержень с тремя загнутыми ответвлениями. Сверху кольцо, а к кольцу прикреплена цепь. Длина цепи зависит от высоты потолка. На конце цепи скоба, вбитая в балку.

Все это устройство сооружалось надежно, чтобы многие годы служить энергичным конюхам, которые во время чистки всей своей тяжестью налегали на ремни Пытаться просто вырвать его из потолка — абсолютно безнадежно. После нескольких бесполезных и утомительных попыток я в этом окончательно убедился.