Георгий Брянцев - Конец Осиного гнезда

И тут Сережа Ветров опять не выдержал, хотя мы и договорились молчать до последней минуты о том, кого мы схватили.

- Майор Гюберт и шифровальщик Похитун, - произнес он и спрятался за чью-то спину.

На короткое мгновение воцарилось молчание. Березкин толкнул в бок "предателя", но было уже поздно.

- Это... это серьезно? - оторопело спросил Петрунин.

- Серьезно, друже! Сущая правда, - ответил я.

- А где они?

- Совсем рядом. Упакованы и готовы к отправке, - сказал Логачев.

- Вот оно как... - еще не придя в себя от такой вести, пробормотал Петрунин. - Гюберт и Похитун? Хм... Ну, знаете...

- Сколько пассажиров? - раздался сердитый бас пилота.

- Восемь, - ответил я.

- А груз?

- Четыре вещевых мешка, личные вещи и оружие.

- Дайте-ка мне провожатого, - сказал пилот. - Я погляжу поле.

Сопровождать его вызвался Березкин. Вместе с ним пошли и два партизана.

- Давайте грузиться, товарищи! - потребовал второй пилот. - Через полтора часа начнет светать.

Все отправились за вещами. Гюберт отказался идти. Когда его поставили на ноги, он повалился на землю.

- У моего начальника, видать, заскок приключился! - произнес Фома Филимонович и постукал себя пальцем по лбу. - Это бывает. Придется его волоком тянуть.

- Волоком не волоком, а дотянем... - пробурчал рослый партизан, обросший черной бородой. Он без посторонней помощи схватил Гюберта в охапку, легко подбросил и, взвалив на правое плечо, зашагал к самолету.

- Вот каков наш Филя! - похвастался Трофим Степанович. - После войны в чемпионы пойдет.

Гюберт извивался, дергал ногами. Филя серьезно и спокойно предупредил его:

- Не ёрзай, не ёрзай, господин, а то уроню.

Похитуну развязали ноги, но он стоял не двигаясь.

- Вам что, господин на тонких ножках, особое приглашение? - обратился к нему Трофим Степанович. - Или тоже на ручки хотите? Марш вперед!

Похитун пустился вприпрыжку и скоро догнал партизана, несшего Гюберта.

Со мной рядом шагал Петрунин, и я обменялся с ним мнением по одному вопросу.

Когда началась погрузка вещей, я распорядился:

- Друзья! Пистолеты, автоматы, гранаты, табак и лишнюю одежду оставить Трофиму Степановичу. Быстро!

Карягин смутился, но остался очень доволен.

- Расщедрился ты, майор! - сказал он. - А не жалко?

- А как бы вы поступили, будучи на нашем месте? - спросил его Петрунин.

- Что ж, спасибо... Больше ничего не скажу, - проговорил Трофим Степанович.

А когда я объявил ему, что оставляем отряду радиостанцию с питанием к ней на четыре месяца, он расчувствовался и обнял поочередно меня и Ветрова.

- А уж радиста-то мы отыщем. Есть на примете, - сказал он.

Ветров протянул ему бумажку и наставительно пояснил:

- Берегите ее, как самого себя. Тут всё, позывные, частота, время... Специалист разберется.

- Залезайте, залезайте! Пора! - строго приказал вернувшийся пилот.

Мы бросились к самолету. Взбирались по лесенке, подавая друг другу руки. Втащили Гюберта и Похитуна.

Опять прощались с партизанами. И пробыли-то мы вместе менее суток, а прощались, как давние знакомые, как закадычные друзья.

Партизаны тотчас побежали к лошадям.

Уже в самолете Сережа Ветров вынул из-за пазухи белку и вручил ее Тане. Зверек вскочил на плечо своей хозяйки и, не обращая никакого внимания на непривычную обстановку, начал деловито отряхиваться и приглаживать свою взъерошенную шубку.

- Скажи пожалуйста! - удивился механик, закрывая дверь. - Впервые на нашем борту такой пассажир!

Гюберт делал вид, что дремлет.

Взревели моторы и вздрогнул самолет. Белка в испуге юркнула и забилась под головной платок Тани. Самолет вырулил к краю поляны, развернулся и стремительно помчался вперед, освещая дорогу фарами.

47. В МОСКВЕ

Когда горизонт осветился солнечными лучами, я увидел раскинувшуюся впереди Москву. Все приникли к окнам. Из моих друзей еще никто не бывал в столице, кроме коренного москвича Сережи Ветрова.

- Москва? - крикнула мне на ухо Таня.

- Москва! - ответил я.

И вот самолет уже побежал по гладкой бетонированной дорожке.

- Глядите! - Петрунин тронул меня за плечо. - Машина полковника.

По лётному полю катилась закрытая легковая машина.

Самолет подрулил к площадке, моторы взревели еще раз и заглохли. Открыли дверцу, В лицо ударили слепящие лучи солнца. К самолету катили лесенку.

- Полковник торопится, - сказал Петрунин. - Хотя это ему несвойственно. А с ним...

- С ним полковник Фирсанов, - улыбнулся я.

Да, на плечах Фирсанова я увидел полковничьи погоны. Оба они - и Решетов и Фирсанов - были в летной полевой форме, но при орденах. Они шагали широко, о чем-то горячо говорили. Решетов энергично жестикулировал.

И отъезд и приезд всегда очень будоражили меня то тревожным, то печальным, то радостным волнением. И сейчас я почувствовал это острое ощущение, заставляющее сильнее биться сердце.

- Выходите первым, - сказал мне Петрунин. - А за вами - соратники. Мы потом. А сюрприз придержим...

Со стесненным дыханием я шагнул на первую ступеньку лесенки, а потом спрыгнул на землю и, приложив руку к кепке, доложил Решетову:

- Товарищ полковник! Докладывает майор Стожаров... Задание выполнено!

- Здравствуйте, подполковник! - прищурив глаза, четко ответил Решетов и крепко пожал мне руку.

Мне показалось, что я ослышался, но Фирсанов рассеял мои сомнения.

- Привет, подполковник! Привет, Кондратий Филиппович! Очень рад и хочу тебя обнять, - сказал он.ъ

Он так и поступил.

- Здравствуйте, товарищи! - обратился Решетов к моим друзьям.

Я смешался. Хотел было поблагодарить за присвоение нового звания и не нашел слов для этого.

Потом я попытался представить своих друзей, но меня прервал Решетов:

- Зачем? Я и так всех знаю. Это Таня! - И он пожал ей руку. - Это Фома Филимонович! - Потом, взглянув поочередно на Березкина и Логачева, он сказал: - И тут не спутаю. Это товарищ Логачев, а это товарищ Березкин... А теперь вы пожалуйте сюда, товарищ Ветров. - И он протянул руку Сереже.

Фома Филимонович тряхнул головой, потискал пятерней свою прокуренную бороду и пробормотал что-то себе под нос.

- А живой груз? - спросил полковник Решегов, пытливо заглядывая мне в глаза.

Сообразив, в чем дело, я сказал:

- Таня, покажи!

Таня вынула из рукава белку.

- Не об этом речь, - проговорил Решетов, сдерживая улыбку.

- Не понимаю, товарищ полковник... - попытался выкрутиться я.

- Эх, вы, а еще разведчик, - покачал головой Решетов. - Так знайте же, что если вы оставляете рацию партизанам, то это не значит, что мы лишились связи. Наши самолеты тоже хорошо оборудованы... Правильно, майор? - спросил он Петрунина.

- Так точно, товарищ полковник! - сказал Петрунин и виновато покосился на меня.

Я развел руками и сказал: