Наталья Солнцева - Торнадо нон-стоп

– А вот и я! – сказала Ева, появляясь, как всегда, неожиданно.

Она почти не спала ночью, ее лицо осунулось, на весь ее милый, нежный облик как будто легла серая тень.

– Я так рад вас видеть, – сказал Всеслав, улыбаясь и подавая ей ветку жасмина. – Судя по всему, вы провели ночь, полную раздумий.

Ева кивнула. Ее голубое платье удивительно шло к ней, к ее бледной коже, печальным светлым глазам.

– Я ухожу от Олега, – сказала она. И это прозвучало просто и буднично, как что-то давным-давно решенное. – Даже если Дениса убил не он… Ничего из прошлого уже не имеет значения, ни то, что я узнала об его отце, ни то, что он использовал меня… Наша жизнь была пустой и поверхностной, неестественной, как грим на лице актера. Спектакль окончен, зрители устали, а актеры разошлись по своим уборным, чтобы умыться, переодеться и выйти из темного душного театра на свежий воздух, полный шума и ощущения жизни, а не притворства. Знаете, как называлась эта дурная пьеса, к тому же и бездарно сыгранная?

Славка покачал головой. Он взял Евину руку и поднес к губам, но она так увлеклась своим рассказом, что не заметила этого.

– «Идеальная семья!» – ответила она сама на свой вопрос, невесело улыбаясь каким-то внутренним мыслям. – Именно так! Не попадайтесь на эту удочку, Всеслав! Наживка заманчива, но это всего лишь угощение, скрывающее острый крючок, за который вас подцепят и выдернут из вашего тихого и привычного мира…чтобы потом поджарить и съесть.

Господин Смирнов не стал ей возражать: он знал, что это пройдет. Грусть, разочарование и боль, – все проходит… И только любовь и радость пребудут с нами всегда.

– Мне кажется, что я люблю вас, Ева, – все-таки сказал он, понимая, что выбрал не самое подходящее время для подобного признания.

А, какая разница? Он хотел сказать ей это, и сказал. Славка привык исполнять свои желания, а не откладывать их надолго.

Ева посмотрела на него, не понимая, о чем речь. Он что, шутит? Еще один претендент на роль героя-любовника?! О, нет! Она поборола возникшее желание немедленно выскочить из машины, бежать прочь, не разбирая дороги, – лишь бы подальше от всей этой чуждой ей мужской реальности, от их странных, непонятных порывов, за которыми Бог весть что скрывается…

– Вы можете не обращать на это никакого внимания, – сказал Смирнов, улавливая ее состояние, как может почувствовать его только очень близкий, родной человек. – Это и не нужно. Я просто хочу, чтобы вы дали мне шанс! Сейчас вам нужна помощь, поддержка кого-то, кому вы сможете довериться. Это необходимо. Я не подведу вас! И вы сами убедитесь в этом. Понимаю, как звучат мои слова после всего, что произошло с вами…

– Хорошо! – перебила его Ева. – Я рискну… Тем более, что и терять мне теперь уже совсем нечего.

– Вы удивительная женщина, Ева! – сказал Всеслав. – Честно говоря, я не ожидал, что вы согласитесь…

– Я и не соглашаюсь. Я просто плыву по течению. Иногда это не самое плохое, что можно придумать.

– Наверное…

– Я принесла вам кое-что. – Ева вытащила из пакета несколько журналов, прекрасно изданных, почти новых. – Вот! Смотрите… Помните, о чем мы говорили?

Всеслав кивнул, беря журналы, в каждом из которых торчала закладка, – открыл один. Отличная бумага, профессионально сделанные фотографии… Он долго рассматривал их, думая о чем-то, вспоминая, прикидывая, что к чему.

Ева сидела рядом, молчала. В салоне стоял тонкий, сладкий запах жасмина…

– Позвольте еще раз выразить вам свое восхищение, Ева! – сказал, наконец, господин Смирнов. – Думаю, вы совершенно правы. Без сомнений! Как вы догадались?

Она достала из пакета альбом Врубеля, в котором тоже была закладка.

– Смотрите!

…По сказочному синему морю плыла, выглядывая из роскошного, белоснежно-жемчужного кокона, Царевна-Лебедь, придерживая бледной рукой прозрачное покрывало. На тонком пальце блестел драгоценный перстень; переливались, мерцая, камни в короне; парили в воздухе сияющие крылья; горел багровый закат…Красавица обернулась, разглядывая Славку огромными, размытыми глазами, в глубине которых притаился лихорадочный, безумный огонь…

По спине господина Смирнова побежали мурашки. Ему показалось, что взгляд Царевны вошел ему прямо в сердце, обдав трепетной, горячей волной…

– Боже мой! – только и сказал он, проводя рукой по лицу. – Боже мой! Как мне сразу не пришло это в голову? Царевна-Лебедь… Ну, конечно! Это она! Такие глаза невозможно перепутать ни с какими другими. Черт! Проклятый Денис обладал недюжинным воображением…надо отдать ему должное. Вы потрясающе умны, Ева. А я – жалкий дилетант. Мне бы следовало самому догадаться…

– Просто у вас более практичный склад ума, – улыбнулась Ева. – Мы, женщины, живем в мире чувств и ассоциаций, а мужчины, – в мире опыта и логики. Одно прекрасно дополняет другое. А однобокость существенно урезает охват явления. Я говорю как философ! – она засмеялась.

– Точно! – воскликнул Смирнов, хлопая себя по лбу. – Это была женщина! И хорошо знакомая женщина. Поэтому собаки оказались в вольере: у Матвеева, при всей его непредсказуемости, все-таки были определенные привычки. И сам способ убийства, – статуэткой по голове, – чисто женский. Мужчина бы схватил что-нибудь тяжелое, гантель, например. Их там, кстати, было несколько штук, разных размеров. Покойник любил, чтобы тело было в хорошей физической форме. Даже мертвым он отлично смотрелся!

– Прекратите… – не выдержала Ева. – Лучше посмотрите вот сюда!

Она показала ему одну из фотографий, на которых Аглая Соломирская сидела, изящно закинув ногу на ногу. На ее правой руке, с выраженной аристократической кистью, блестели золотые часы с изумрудами. Свет падал как раз на камешек, зеленые лучи которого были запечатлены фотографом даже несколько утрированно. Зеленый бархат драпировки за спиной красавицы, зеленое сияние камней… «оригинальное цветовое решение».

– Так вот зачем она приезжала на такси второй раз, вечером… – задумчиво произнес Славка. – Она решила забрать часы. Риск был велик, но оставлять их там было еще рискованнее. Сами часы ничего не доказывают, но… Она не могла забыть, что носила их и, главное, фотографировалась… Портрет в зеленых тонах! Ну, и таксист тоже…подтвердил, что она только вошла и вышла. А Матвеев уже давно был мертв. Ай, да Аглая Петровна! Не устаю восхищаться женщинами!.. Знаете, Ева, что мне все это время не давало покоя? Почему таксист не слышал, как лаяли собаки. С перепугу? Или просто забыл?

– Они и не лаяли, – сказала Ева. – Потому что прекрасно знали Аглаю Петровну. Они и на меня не лаяли: Денис их так приучил.

– Да, это она! – согласился Смирнов. – Если бы ей было нечего скрывать, то она бы сразу подняла шум. И как могли потеряться часы? Только во время удара. У них расстегнулась застежка… а Соломирская в панике не заметила. Может, она и не собиралась убивать Матвеева, а просто ударила его в пылу ссоры.