Буало-Нарсежак - Дурной глаз

- Вы позволите? - сказал Вобер.

И его пухлые руки начали ощупывать бедра и икры Реми.

- В принципе я ничего не имею против знахарей, - заметил он. - Я только требую, чтобы их деятельность контролировалась. В вашем случае, учитывая вашу наследственность...

- Мою наследственность? - переспросил Реми.

- Да, у вас очень нервная психика, чувствительная к малейшим потрясениям...

Внезапно Мюссень показался Реми очень несчастным, заваленным работой человеком.

- Я все болтаю, словно я приехал сюда ради вас. За всем этим забыл вашего бедного дядюшку. У него, без сомнения, отказало сердце.

- А я склонялся к мысли, что он умер от того, что упал, - бесстрастно произнес Реми.

Мюссень пожал плечами.

- Возможно!

Осторожно, чтобы не помять костюм, он опустился на колени и перевернул тело. Лицо у мертвого распухло и застыло в гримасе страдания; вокруг носа и рта расплылись пятна крови. Реми глубоко вдохнул и сжал кулаки. Нужно научиться все это презирать! Особенно не думать, что он мог умереть не сразу.

- А это что такое? - сказал Мюссень.

Он освободил лежащий под животом у мертвого какой-то блестящий предмет и поднял его к свету. Это был плоский сереб

рянный кубок.

- Он хотел пойти напиться, - предположил Реми.

- Значит, он неважно себя чувствовал. И на лестничной площадке его схватил приступ, он попытался опереться о перила... Именно так. Грудная жаба. В тот момент, когда он ожидал этого меньше всего...

Мюссень потянул на себя его правую руку, которая еще недавно была согнута под телом, и ему даже не удалось ее сдвинуть с места.

- Уже появились признаки окоченения... Почти нет крови... Смерть наступила несколько часов назад, и она произошла не в результате падения. Вскрытие, очевидно, даст дополнительную информацию. Но я надеюсь, что вас избавят от ненужных деталей... Вчера вечером ваш дядя не показался вам немного уставшим?

- Да нет, он был даже слегка возбужден.

- У него не было никаких неприятностей?

- Право же... нет. Не думаю.

Мюссень поднялся, почистил свои брюки.

- В последний раз, когда я его обследовал, у него было давление 25. Ага, это было в прошлом году, в конце летних отпусков. Я его предупредил, но, естественно, он меня не принял всерьез. В сущности, хорошая смерть. Человек умирает чисто, без того, чтобы быть для кого-то обузой...

Он вытащил трубку и сразу же снова затолкал ее в карман.

- Рано или поздно человек умирает, - со смущенным видом заключил он и, развинчивая колпачок авторучки, направился в столовую.

- Что касается меня, то я сразу же могу составить разрешение на захоронение, - произнес он, устраиваясь за столом, где Клементина уже поставила чашки и бутылку коньяка. Чем быстрее закончат с формальностями, тем будет лучше.

Пока Мюссень писал, Клементина принесла кофе и подозрительно посмотрела на Реми.

- Это все же странно... - начал Реми.

- Если бы он умер за рулем автомобиля или подписывая бумаги, это нашли бы не менее странным. Внезапная смерть всегда кажется невероятной.

Мюссень торжественно подписался и наполнил свою чашку кофе.

- Если я не увижу мсье Вобера, скажите ему, что я сделаю все необходимое, - пробормотал он, обращаясь к Клементине. - Вы меня понимаете?.. Не будет никакого шума. Я знаком с бригадиром Жуомом. Он будет молчать.

- Не вижу, зачем нужно скрывать, что мой дядя умер в результате приступа грудной жабы, - сказал Реми.

Мюссень побагровел и едва сдержался, чтобы не вспылить. Потом он пожал плечами и взял бутылку коньяка.

- Никто не думает скрывать то, что есть на самом деле. Но вы знаете людей, особенно в деревнях. Начнутся пересуды, измышления. Лучше таким образом избежать сплетен.

- В таком случае, мне интересно, какого рода пересуды тут могут возникнуть, - упорствовал Реми.

Несколькими торопливыми глотками Мюссень опорожнил свою чашку.

- Какие пересуды? Это не так уж трудно себе представить. Будут рассказывать о...

Быстрым движением он поднялся, сложил вдвое медицинское заключение и бросил его на край стола.

- Никто ничего не будет рассказывать, - сказал он, - потому что я за этим прослежу... Как зовут этого знахаря, который творит чудеса?

С трогательной неловкостью он попытался заговорить Реми зубы.

- Мильзандье, - проворчал Реми.

- Вы ему должны поставить свечку. Мсье Вобер, наверное, без ума от радости!

- Он не очень-то общителен, - с горечью сказал Реми.

Растерявшись, Мюссень схватил кусок сахара и начал его грызть.

- Вам известно, - через некоторое время продолжал он, - составил ли ваш дядя завещание?

- Нет. Почему вы спрашиваете?

- Из-за похорон. Они, без сомнения, будут тут. Вы не знаете, есть ли у вашего отца семейный склеп?...

- Внезапно Реми увидел перед собой кладбище Пер-Ляшеж, Шмен Серре и могилу в виде греческого храма.

Огюст Рипай

Ты был хорошим мужем и добрым отцом

Вечно скорбим

- Почему вы смеетесь? - спросил Мюссень.

- Я?.. Я смеюсь? - произнес Реми. - Извините... Я думал о чем-то другом... Да нет, полагаю, он должен быть здесь.

- Может быть, я сказал что-то не так?

- О, нет. Просто ваш вопрос показался мне забавным.

- Забавным?

Мюссень с недоверием смотрел на Реми.

- Я имел ввиду... Ну, скажем, любопытным... Где, по-вашему, похоронена моя мать?

- Слушайте, я вас не совсем хорошо...

В этот момент Клементина резко открыла окно и, перегнувшись в комнату, произнесла:

- Приехали жандармы. Я их провожу прямо в вестибюль.

- Да, - закричал Мюссень. - Я ими сейчас займусь.

Он повернулся к Реми.

- На вашем месте, мой юный друг, до приезда мсье Вобера я бы пошел отдохнуть. Бригадир установит обстоятельства смерти, потом мы перенесем тело наверх. Не стоит вас беспокоить. Ни вас, ни кого бы то ни было. Я достаточно хорошо знаю дом.

- Вы отвергаете мысль о преступлении? - спросил Реми.

- Категорически.

- А мысль о самоубийстве?

- Откуда такие вопросы? - сказал Мюссень. - Успокойтесь. Эту идею тоже нужно отклонить. Безусловно.

Глава 6

Вобер прибыл в десять часов вместе с Мюссенем, который, должно быть, перехватил его на дороге. Теперь он, размахивал руками, что-то говорил на крыльце в то время, как Адриен ставил машину в гараж. Реми наблюдал за ними сквозь жалюзи: кругленький, плешивый, суетливый, сердечный Мюссень и молчаливо слушающий его Вобер с быстрым, проницательным взглядом и глубокой складкой у рта. И по мере того, как отец приближался, Реми отодвигался в сторону вдоль стены, и его ноги дрожали, как в первый день выздоровления, когда ему делалось дурно от одной мысли пересечь комнату. Однако, он подошел на цыпочках к двери и приоткрыл ее. Теперь разговаривали в вестибюле, голоса звучали глухо, как из подвала, и эхо размывало слова. Слышалось, как цокают по плиткам пола каблучки Мюссеня, он объяснял, каким образом дядя упал. Реми представил себе отца. Он наверняка с брезгливым видом мелкими шажками меряет прихожую. Без сомнения, Вобер находил эту смерть пошлой, неприемлемой для их круга. Особенно этот примятый кубок.