Себастьян Жапризо - Любимец женщин

Итак, это было в воскресенье, а за воскресеньем, как известно, непременно следует мерзейший понедельник. Погода стояла ясная, но в парке сняли качели и все ставни в доме заколотили. Стоит ли говорить, как я был потрясен. Сердце у меня оборвалось. Я машинально обошел вокруг парка и снова оказался на том месте, где первый раз ее увидел. К одному из прутьев решетки чуть ли не метром веревки был прикручен листок бумаги. Да, скажу я вам, привязывать она умела крепко. Я обломал все ногти, я возился целую вечность, пока отвязал его.

Хотите узнать, что она мне написала? Я могу прочитать вам ее послание наизусть. Его я помню лучше, чем монолог Гамлета:

"Мы получили НОСледство и уехали НОСлаждаться жизнью среди НОСтурций. Эта разлука невыносима, но мы по-НОСтоящему созданы друг для друга.

Не знаю, когда и где мы снова встретимся и на каких качелях, только, если на этот раз мы разговоримся, я непременно вас упрекну за то, что вы не шли так долго.

Жанна.

P.S. То ли я вчера подхватила насморк, то ли у меня просто скверное НОСтроение оттого, что мы с вами расстаемся".

С тех пор я ее никогда не видел. Во всяком случае, до сих пор. Признаюсь, я замешкался в пути, но, стоит мне о ней подумать, мое сердце начинает учащенно биться, как прежде".

С этими словами он обернулся ко мне: взгляд его был затуманен грустью. Наставленного на него ружья он, похоже, не видел. Я не знала, заряжено ли ружье, в исправности оно или нет, - во всем положившись на судьбу, я закрыла глаза и нажала на спуск.

Отдача была сильнейшая. Меня отбросило к шкафу. Окно разлетелось вдребезги. Беглец словно бы плыл в облаке дыма, из раны в боку текла кровь. Он сделал два шага - ноги уже не держали его - и растянулся посреди комнаты.

Вот так. Дело сделано. Внутри у меня все замерло от наступившей тишины. Я смотрела на лежавшую у моих ног белую бесформенную массу в пятнах крови и медленно пятилась к двери.

Я спасена и могу убежать… и вдруг вижу - рука, страшная рука мертвеца поднялась и ухватила меня за подол комбинации. Я готова была заорать от ужаса, но лишь сдавленно вскрикнула и повалилась на свою жертву. Хотя я билась в истерике, хотя его раны кровоточили, он как-то исхитрился взобраться на меня и со стоном гнева и боли прижать к полу. Я видела его испачканное в крови лицо. Он хотел что-то сказать, но не смог. И, обмякнув, придавил меня всей своей тяжестью.

Тут я услышала голос Котиньяка, идущий с другого конца сада, - он, видимо, кричал в рупор:

- Каролина! Каролина! Вы живы? Ответьте!

Я не знаю, кричал ли он до этого. Не знаю, сколько времени прошло с момента выстрела. Не помню и того, как отшвырнула ружье. Скорее всего сразу. Судя по протоколу, ружье нашли на другом конце комнаты под комодом.

Беглец встал на колени, потом на ноги - его рот кривился от боли. Заставил подняться и меня, совершенно обезумевшую, крепко взял за руку и вывел в коридор. Он сказал мне тихо и озабоченно, но без всякой враждебности: - Вы сейчас поговорите с ними, Ляжка. В комнате моей помощницы мы открыли окно, выходящее на улицу. Я скрестила руки на груди, чтобы не было видно кровавых пятен на комбинации. Толпа перед моим домом не разошлась, представление на открытом воздухе продолжалось, и я почувствовала - все они просто счастливы, что это еще не конец. Крикнула как можно громче:

- Капитан! Не вздумайте открывать огонь! Вы видите - я жива и здорова.

Беглец смотрел из-за моего плеча и шепотом давал мне инструкции. Я крикнула:

- Капитан! Он хочет поговорить с девушкой, находящейся в толпе. Не раньше чем через четверть часа. Ее зовут Зозо. Она из "Червонной дамы".

Котиньяк повернулся к толпе, совершенно ошеломленный. Какая-то женщина крикнула: "Знаю, знаю! Это негритянка, капитан!" Я увидела, что из толпы выбралась молоденькая негритянка с целой копной курчавых волос в полосатом пляжном костюме. Солдаты на секунду разомкнули строй, пропуская ее. Она подошла к офицеру, покачиваясь на высоких каблуках и глядя на наши окна. Даже сквозь ограду я видела ее тоскующий, влюбленный взгляд.

Я сидела в разорванной комбинации, руки заломлены, ноги связаны. Меня привязали к стулу на кухне. Он следил за тем, что происходит на улице. Рану он зажимал полотенцем. По лбу его струился пот.

Часы не пробили и двух, как я услышала скрип ворот Он закричал:

- Только ее, Скотиньяк. Никого больше!

Гравий дорожки заскрипел под ногами негритянки. Беглец закрыл ставни, потом окна, затем вышел в прихожую, едва волоча ноги.

Я услышала, как отодвигаются все задвижки, отворяется дверь, как потом все запирается. Испуганный голос воскликнул:

- Господи! Да ты ранен!

Я поняла, что она пытается его поддерживать. Он говорил с надеждой, плачущим голосом, как говорят все мужчины, когда признают свое поражение:

- Зозо, выручи меня из этой передряги! Ты была абсолютно права! Какого же я свалял дурака!

Он повел ее на кухню. Слышно было, как его подошвы шаркают по плитке, как его рука скользит по стене Увидев меня, его подружка застыла на пороге: мы оба в крови, я связана, растрепана…

- Да что же это такое? Ведь этого не может быть! - Она выговаривала "сто зе, не мозет".

Передо мной стояла девушка примерно моего возраста и такого же, как я, роста, с очень тонкими чертами детского личика, очень тоненькая и гибкая как лиана Кожа у нее была коричневая, и поначалу я разглядела только большие доверчивые глаза и белоснежные зубы.

От волнения она присела на стул Он растянулся вдоль стены у двери. Я немедленно сказала ей:

- Нужно, чтобы вы знали: он меня не насиловал. И вообще ничего со мной не делал.

Взгляд ее стал холодным, губы высокомерно поджались. Передернув голыми плечами, она ответила:

- Зачем ему вас насиловать? Для любви у него есть я.

- Вы? - парировала я в тон ей. - Само собой, раз это ваше ремесло.

Мы обе смолкли. По ее щеке скатилась слеза, по моей - тоже. Я первая нарушила молчание:

- Простите! Я вовсе не это имела в виду! Я хотела сказать только, что люди злы. Они без стеснения насочиняют всяких кошмаров. Дескать, какие ужасы человек вроде него может сотворить с такой женщиной, как я.

Беглец, нетерпеливо вздохнув, привалился спиной к стене и уставился в потолок. Зозо встала, утерла слезу и сказала ласково:

- Франсис совсем не тот, за кого вы его принимаете.

- Франсис? Мне он сказал, что его зовут Эдуар.

- Мало ли что он вам сказал. Хотите знать правду? Это обычный студент. Он задумал выдать себя за беглеца из крепости, чтобы попугать вас.

Признаюсь, на секунду я потеряла дар речи. Она производила впечатление человека абсолютно искреннего и уверенного в своих словах. Но я пытливо взглянула на нее и спросила:

- А вы давно с ним знакомы?