Владимир Руга - Гибель «Демократии»

Полосухин вздрогнул, опасливо покосился на нахмурившегося Малютина, втянув голову в плечи, сказал осторожно:

– Какое это теперь может иметь значение. Столько воды утекло. Да и кто знает, где теперь этот мерзавец Колышко.

– Ну, как раз здесь никакого секрета нет, – пояснил поручик, откровенно веселясь. – В сентябре его выпустили из тюрьмы под залог в тридцать тысяч рублей. Прокурор, знаете ли, не выдержал нападок демократической прессы. Подумать только – журналист в узилище, словно при царском режиме! Суда ваш друг дожидаться не стал. Тайно перебрался в Швецию, а ныне живет в Германии. Из-за осенних беспорядков о нем забыли, но протоколы допросов сохранились. Да и его самого, думаю, в случае необходимости, так сказать под давлением общественного мнения, всегда можно вытребовать у немцев.

– А надо ли ворошить прошлое? – приободрившись, спросил редактор. – Публике совсем не интересны дела давно минувших дней.

– Так ведь это было пунктом первым – нечто вроде зачина. Но в статье есть и во-вторых, – притворно вздохнул Петр, – полностью относящееся к событиям дня сегодняшнего. В частности, далее говорится, что после гибели линкора «Демократия» одна московская газета последовательно внушает публике мысль о виновности в трагедии морского министра. Заметьте, травля государственного мужа основана не на выводах специальной комиссии, коих пока нет в природе, а на чьем-то предвзятом мнении. Попутно следует напоминание читателю о безрезультатном расследовании причин взрыва «Императрицы Марии». В свое время в обществе прочно укоренилось мнение, что «Мария» погибла из-за немецкой диверсии, но придворные германофилы не допустили установления истины. И в наши дни, оказывается, есть люди, которые не могут забыть былого пособничества врагу и снова занимающиеся темными делишками. Как вы думаете, ваши подписчики сумеют сложить один плюс один, если на их суд представить факты, препарированные должным образом?

– Покажите статью, – потребовал Полосухин.

Он взял рукопись и с профессиональной быстротой просмотрел ее. Дойдя до имени автора, присвистнул, внимательно посмотрел на своих собеседников, о чем-то задумался. Потом, очевидно, решив, как ему действовать, сказал настороженно:

– Насколько я понимаю, вас уполномочил вести переговоры господин Романов. Итак, о какой сумме идет речь? Сразу должен предупредить, что слухи о моем финансовом благополучии сильно раздуты. Но в разумных пределах я готов выплатить гонорар моему молодому, но весьма одаренному коллеге. Так сколько? Десять тысяч? Двадцать пять?..

– Не знаю, поймете ли вы меня, но мы пришли не за деньгами, – принялся втолковывать Шувалов. – От вас лишь требуется в письменном виде подробно изложить историю вашего «скорпионства» по отношению к морскому министру. Естественно, с указанием имен заказчиков пасквилей. Когда напишете, мы съездим к нотариусу и заверим вашу подпись. После чего можете бежать на все четыре стороны – по возможности немедленно и подальше от Москвы.

– Вы требуете от меня невозможного, – всплеснул руками Викентий Сергеевич. – Это страшные люди. Они просто меня убьют, поскольку заплачены большие деньги.

Очень большие! Я просто не в состоянии их вернуть!

– Мне кажется, вы боитесь не того, чего следует, – продолжал убеждать поручик. – Через неделю-другую вашим нанимателям будет не до вас и не до той мелочи, которую они потеряют в связи с вашим бегством. Если же вы не прислушаетесь к голосу разума, то охочая до скандалов публика узнает, на какие суммы вы объегорили своих меценатов, подавая им липовые финансовые отчеты. Однако поздравления по этому поводу вам придется принимать, находясь в тюремной камере. Скажу по секрету, при расследовании гибели «Демократии» выявлена причастность к этому делу иностранных шпионов, поэтому контрразведка имеет полное право задержать вас до выяснения обстоятельств. В конце концов, вы выйдете на свободу. Но, как вы думаете, кто еще будет встречать вас у ворот Лефортовской военной тюрьмы, кроме супруги и госпожи Софи?

– Можете не продолжать! – прохрипел Викентий Сергеевич, расстегивая трясущимися руками ворот сорочки. – Я все напишу.

К вечеру в портфеле у Шувалова оказались три машинописные копии показаний Полосухина, честь по чести заверенные в нотариальной конторе Липкина на Мясницкой. Сам редактор, отмахиваясь от утешений Софи, мчался в вагоне первого класса экспресса Москва – Варшава.

День оказался насыщен событиями, и офицеры, решив, что сполна отработали свой хлеб, собрались провести вечер в ресторане. Предварительно они заглянули к Вельяминову, чтобы доложить об успехах.

Иван Леонтьевич выхватил у Шувалова из рук схваченные скрепкой листы и углубился в чтение.

– Да, недурно потрудились, – изучив бумаги, заключил ветеран. – Полосухина можно вычеркнуть из нашего списка. Вы его выжали до последней капли.

– И Железняка тоже, – добавил Шувалов. Он сообщил о том, что узнал на конспиративной квартире анархистов, и сделал вывод: – Боевикам теперь не до охоты за Калитниковым – им надо бегством спасаться.

– Не скажи, – отрицательно покачал головой отставной сыщик. – Были бы они просто уголовниками, так бы и сделали. Но эти считают себя борцами за всеобщую справедливость, а у политических не принято отступать от задуманного. Буквально перед вашим приходом телефонировали наружники, которые в Петровском парке вели наблюдение. После вашей ретирады из того дома больше никто не выходил. Спустя сорок минут прибыл наряд сыскной милиции – видно, где-то по соседству услышали выстрелы и вызвали на всякий случай стражей порядка. Те осмотрели дом, но нашли лишь мертвое тело. Полагаю, Железняк сотоварищи ушли задами на Масловку, предварительно оставив сигнал об опасности. Вернувшиеся к вечеру Карась и Грузин даже не стали заезжать на мост, а – просто поворотили оглобли назад. Попетляв по городу, они поехали в Замоскворечье, где нашли пристанище в доме номер три по Бабьегородскому переулку. Железняка пока там не заметили, но, думаю, он обязательно объявится.

– Ну, а как быть с нуворишем? По-моему, настала его очередь.

– Ты что, дружок, опять взялся мысли читать? – усмехнулся Вельяминов. – Как раз хотел вам предложить по отношению к главному фигуранту перейти от созерцания к действиям. На этот счет одна мыслишка имеется. Сдается мне, среди обитателей дома Калитникова самым подходящим для нас является его секретарь – Василий Энгельс.

– Немец, что ли? – удивился Юрий. – Тогда почему не Фридрих?

– Он из обрусевших. Настолько слился душой с Россией, что вместо того, чтобы следовать примеру предков и собирать капитал по копеечке, решил разбогатеть разом. Он занялся спекуляциями, для начала пустив в ход подложные векселя. Надеялся быстро обернуться с товаром и, получив деньги, вернуть векселя раньше, чем афера откроется. На свою беду Василий нарвался на жулика, который выплатил ему едва ли не десятую часть от суммы сделки, а липовые векселя в итоге оказались у Калитникова. Благодаря им Москвич держит парня в руках, грозя в случае чего упечь того за мошенничество в тюрьму.