Леонид Словин - Зеленое море, красная рыба, черная икра

– Слышали: Митрохина отозвали из отпуска. Готовится будто партактив по социалистической законности.

– Я ничего об этом не знаю.

– Жена Кулиева здесь. С отцом Умара. Они вас ждут.

– Кулиевы знают, что мы послали телеграммы об отстрочке исполнения приговора?

– Знают! Для них это – такая радость, Игорь Николаевич! Такое счастье! – Она взглянула в окно. – Вон они, кстати…

– Ваша фамилия – Кулиев, а его – Баларгимов. Вы не родные братья? – спросил я.

Человек, сидевший передо мной, был отнюдь не старый, но успевший махнуть на все рукой – с шелушащейся старческой кожей, пучками седых волос в ушах, в мятом, изношенном донельзя, пыльном костюме.

– Родные. Просто ему дали фамилию по имени нашего отца – Баларгима-Кули-оглы, а мне досталось имя деда…

– Какие у вас взаимоотношения с Баларгимовым?

– Фактически он давно уже отобрал у меня сына. Но мы – братья! Этим все сказано. У нас общие родственники. От этого никуда не денешься. Вера знает… – Он кивнул на несовершеннолетнюю сноху.

Сидящая рядом жена Умара Кулиева громко хрустнула пальцами. У нее было странное представление об этикете официальных визитов. В прокуратуру она надела самое короткое платье и максимально оголила верх.

– Вы общались с сыном до его ареста? – спросил я.

Он поднял водянистые глаза, развел руками.

– Почти нет. Садык поссорил меня с Умаром, потому что я оставил его мать. Взял другую женщину. У нас такое не прощают. Любовниц – это пожалуйста! Сколько хочешь! Да вы сами знаете!

– Давно живете отдельно?

– Я ушел, когда Умару было четырнадцать.

– У вас еще дети?

– Четверо. Младшим было: одиннадцать, девять и пять… Я помогал, как мог. Но в чем-то, конечно, они были ущемлены. Садык этим воспользовался. Как только я ушел из семьи, брат сразу начал настраивать сына против меня. Он стал брать его в море, готовить к браконьерским делам…

– Вы предостерегали брата?

– Когда я потребовал, чтобы он оставил парня в покое, его сыновья избили меня. Я месяц провалялся в больнице. Вера знает.

Он снова показал на сноху, которая опять сделала вид, словно ничего не слышит.

«Затрудненность общения – первый симптом отсутствия воcпитания…» Я не решался обращаться к ней с вопросами, чтобы не смутить.

– Садык полностью вытеснил меня из семьи. Он давал деньги моей бывшей жене. Я не мог им особенно помочь. Я работаю в вечерней школе. В Красноводске. Преподаю химию. Из моих братьев я один получил образование, и никто из них мне этого не простил.

– Кто ваша нынешняя жена?

– Она тоже учительница. Из Молдавии. Из Бельцы… Она хотела, чтоб Умар чаще бывал у нас, но он так ни разу и не приехал. Он ходил в море с моими племянниками.

– Как вы узнали об этом?

– Я приезжал из Красноводска. Мы встречались. Он рассказывал обо всем. Умар еще пацаном получал от дяди от пятисот до тысячи рублей в месяц. Он гордился этим! Пацан, а у него уже две машины! «Жигули» записаны были на двоюродного брата, «Москвич» – на тетку! Я уже старик – но у меня ни одной машины… Добром, конечно, это не могло кончиться! Потом Садык назначил его рулевым. Фактически сделал заместителем.

– Когда вы узнали о поджоге рыбинспекции?

– На другой день. Вера приехала ко мне, сказала, что брат спьяна сжег контору рыбнадзора и обрабатывает Умара, чтобы он взял все на себя…

– Вы говорили с сыном?

– В тот же день. Я приехал к нему вместе с Верой. Я просил его не делать этого. Не верить никому!

– Что он?

– Сказал, чтобы я не вмешивался, потому что могу все испортить.

– А почему Баларгимов сам не решился пойти с повинной? Как ваш сын это объяснил?

– Садык много раз судим. Ему могли дать суровое наказание. Наш старший брат – Сулейман – тоже просил Умара взять все на себя. И еще один человек. Когда я приехал, они втроем как раз сидели в ресторане.

– В «Сахиле»?

– Да. На берегу.

– Умар, Баларгимов… А кто третий?

Он помялся.

– Агаев, начальник милиции…

Сила, стоящая за браконьерской мафией, не могла отправить на скамью подсудимых шефа лодок, который знал всю ее подноготную.

– Агаев сказал, что сделает все, чтобы Умару дали три года, как за неосторожное убийство… Я поверил.

Он вздохнул. Сноха его неожиданно всхлипнула и тут же неимоверным усилием воли вернула лицу прежнее сосредоточенно-спокойное выражение. Она выглядела нелепо – в своем мини, с высоко открытыми голыми коленями, с криком, который буквально сотрясал ее. Я не понимал, как ей удается со всем этим справляться.

– Вас допросили?

– Я сказал, что ничего не знаю.

– Следователь спрашивал – занимался ли Умар браконьерством?

– Нет. Умар ведь показал, что хотел отомстить Цаххану Алиеву за то, что тот не разрешил ему ловить частиковую рыбу. Меня и спрашивали только о частиковой…

– А сети?

– Перед обыском Садык бросил их к Умару в сарай…

– А где он в действительности находился, когда Баларгимов поджег рыбинспекцию?

– Смотрел футбол. Есть свидетели.

– Этих людей допросили?

– Одного. Остальные было тоже пошли в свидетели, но Садык сбил всех с толку: «Молчите!» Я тоже сказал: «Не вмешивайтесь, не ваше дело…» – Он вздохнул.

– А тот, которого допросили? Что с ним?

– Его нашли в заливе. Будто погиб на охоте. От несчастного случая…

– Ветлугин?!

– Да, Сашка.

– А кто вел вначале дело на вашего сына?

– Алиханов. Мы на него не обижаемся – он вел в нашу пользу…

– Ну, естественно.

Дело Умара Кулиева было сфальсифицировано полностью.

– Поначалу все получалось, как Садык обещал. Алиханов следствие закончил быстро. За месяц. Умара судили как за неосторожное убийство. Дали четыре года. Но тут Аббасов-старик, отец сгоревшего инспектора Саттара, поднял шум. Стал давать телеграммы. Пошли письма, митинги. «Расстрелять убийцу! Никакой пощады!» Дело принял областной суд. Вы не можете себе представить, что мы чувствовали… – Он разрыдался. – Мы ведь знали, что Умар невиновный…

Я не перебивал его.

– …Когда судья объявил: «Расстрел!» – мы все закричали… А люди хлопали: «Правильно!..»

Плач душил его. Надо было иметь каменное сердце, чтобы все это слушать. Жена Умара сидела с вытаращенными глазами, чтобы не разреветься.

– …Я попросил судью, чтоб дали свидание. Нам разрешили. Умар стал успокаивать: «Так надо! Садык все устроит! Он ехал со мной в автозаке. Все нормально!»

– А потом?

– Все от него отказались. Садык – первый. Ждут, чтобы его поскорее расстреляли – пока не начал рассказывать…

Кулиева снова всхлипнула – звучно-глубоко, маскируясь нелепой гримасой, уродовавшей ее грубоватое, простое лицо. Она держалась изо всех сил, но мне дано было слышать ее беззвучный отчаянный крик.