Владимир Печенкин - «Мустанг» против «Коломбины», или Провинциальная мафийка

А вот и Наташка семенит, несет известие – с опозданием, по обыкновению. Штаны прямо клоунские, сизые патлы дыбом, ну что за мания бросаться в глаза? Самый невнимательный милиционер с первого взгляда запомнит навек такое чучело. Как завершится дело, надо с ней развязаться. Хотя, если по-человечески, ее тоже можно понять: когда ни зада, ни грудей и рожа не как у людей – приходится заявлять о себе заемными прелестями. Сам-то приметил ее из-за идиотской окраски, сперва захохотал, потом приблизил для хохмы, а она и для дела сгодилась…

– Чао, Игорек!

Обняла за шею, прижалась.

– Привет. Узнала, сколько привезли?

– Уже в курсе? Сопляк доложил?

– Земля слухом полнится.

– Сопляк, больше некому, видела, как он с Элькой шептался.

– Я тебя не про Сопляка спрашиваю. Так сколько там?

– Элька по секрету хвалилась, что больше кило.

– Всего-то?

– Тебе мало? Игорь, а как ты собираешься…

– Тихо! Больше не спрашивай про это, вообще забудь. Иди приведи Светку.

– Где я тебе ее возьму? Она дома. В смысле у родителей. На работу поступать намылилась. Представляешь, в ресторан официанткой! Она там в первый же день наофицианится…

– Иди, с автомата ей позвони.

– У них телефон сломался.

– Так сама сбегай, черт тебя дери!

– Игорь, я к ним больше не пойду. Мать как рысь кидается, будто я хорошую девочку на худое сманиваю. Кто-то виноват, что их дочка сучка.

– Ты слышала, что я сказал?

Руку ей на плечо, подтолкнул легонько в спину – пошла как миленькая. Через полчаса привела встрепанную Жучку.

– Спасибо, Натаха. Теперь погуляй. Ступай, ступай, у нас дела.

Резко повернулась, буркнула что-то себе под нос, засеменила. Ничего, пусть попсихует малость.

– А ты заходи, – распахнул Корнев дверь вагончика. – Садись. Что, заели тебя предки?

– А ну их… – Жучка сказала куда. – Всю душу вымотали.

– Душу надо беречь. Слушай внимательно, Светланка. Сегодня ночуй у Наташки, а то остатки души вынут. Завтра у тебя день рождения.

– У меня?! – удивилась Жучка.

– У тебя. Позвони своему милиционеру Алику, пригласи по сидеть вечерком у Натки, отметить. Самой Натки не будет дома, вы вдвоем. Но дверь не запирай, поняла?

– Игорь, я не хочу. Что ты меня под кого попало подкладываешь!

– С Аликом ты не в первый раз, так кого из себя строишь? Он парень ничего из себя, твой Алик.

– Какой он мой, ты ведь тогда меня напоил…

– Хватит! Сама напилась, в рот тебе не лили. Сейчас так надо, чтобы ты Алика вусмерть накачала. В стельку чтоб. Завтра в шесть вечера жду тебя в моей «Волге» возле универсама, который на Курганной, знаешь? Чтоб мне без опозданий, слышишь? Будет тебе пара бутылок коньяку, хорошая закусь. Еще югославский ликер. От меня на день рождения.

– Я в январе родилась.

– Ну и что? Алик не паспортист, в твои метрики заглядывать не будет. В январе мы с тобой еще разок отметим, по-настоящему, лады? Алик, по моим расчетам, завтра выходной, позвони ему утром в общежитие. Как хочешь приглашай, но чтоб пришел и часам к семи бухой был в дым.

– Игорь, а зачем?

– Зачем? Только ты молчи, никому…

– Что ты! Разве я когда…

– Я с Наташкой поспорил на полторы сотни, что ты можешь любого мужика без дзю-до наповал уложить. Наташка говорит, слабо ей. Но я-то по себе знаю, какая ты секс-бомба! А? Точно, Светик? Только чтоб – могила, ясно?

– Игорь, ну вот сука буду, никому!

– Выиграю спор, полторы сотни твои. Я не из-за денег, из-за принципа спорил.

Еще полчаса задушевного вранья с объятиями, и Жучка доведена до кондиции. Интересно, поверила она в спор с Наташкой? Поверила. Даже и умная баба поглупела бы, дай ей доказать сопернице свою женскую власть над мужиком.

В восемь без пяти пришел бригадир первой смены. Пока он надевал робу, Корнев поболтал с ним о том о сем. Сказал, между прочим, что близится сессия в институте, надо ехать в Свердловск. Бригадир равнодушно пожелал ни пуха ни пера, Корнев сказал «к черту». Когда «Маяк» в транзисторе пропищал шесть раз, что означало восемь часов местного времени, Корнев тоже пожелал бригадиру трудовых побед и покинул стройку.

Автобусом доехал он до молодежного общежития, где ему, лучшему сторожу СУ, постройком выкроил тесноватую, зато отдельную комнатушку. Корнев умылся, переоделся, позавтракал в столовке на первом этаже. Поварихи-раздатчицы с симпатией относились к трезвым, самостоятельным мужчинам, поэтому питание Корнева отличалось повышенным качеством.

В девять с минутами он был уже в управлении стройтреста. Тучный, одышливый начальник административно-хозяйственной части блеснул очками на раннего посетителя и снова углубился в ведомости. На «здравствуйте» буркнул «р-с-с».

– Что вы хотели, товарищ, э-э, Корнев?

– Арон Лазаревич, у вас лежит мое заявление, прошу отпуск без содержания для сдачи курсовых и зачетов в институте.

– Э-э, что вы сказали? Какое заявление, какие зачеты?

– Арон Лазаревич, не век же мне в сторожах сидеть, надо заканчивать учебу.

– Да-да, э-э, да… – Начальник АХЧ развязал тесемки коричневой папки, перебрал листки. – Вот заявление, «прошу» и так далее. А где дата? Почему не указано, с какого числа просите отпуск?

– Вы говорили, что подменить некем, я и тянул, сколько мог. Больше уже нельзя, отчислят, чего доброго…

– Некем, голубчик, с дорогой бы душой, но некем заменить!

– Я с Марковым договорился, Арон Лазаревич, он на пару недель соглашается.

– Марков? Э-э, Марков… Который на пенсии? Послушайте, ваш Марков подвержен, э-э, пьянству!

Начальник АХЧ, в подчинении которого пребывали сторожа, до страсти любил поволокитить, потянуть резину в самом безобидном вопросе. Менее терпеливый посетитель-проситель крыл Арона Лазаревича хорошим матом и уходил ни с чем. На сей раз начальник АХЧ не на такого напал: Корнев гнул свое, мешал работать, грозил пойти к генеральному директору треста, и все это без крика, корректно, зато напористо. В конце концов начальник понял: этот так не уйдет. И сдался.

– Э-э, ну хорошо, ну пусть две недели поработает Марков, разве я могу отказать учащейся молодежи.

Вот так. На успех надейся, а сам не плошай, готовь запасной ход на всякий непредвиденный случай.

Теперь вздремнуть. День предстоит ответственный. Такой день, как говорят крестьяне, год кормит. И нужно прожить его так, чтобы комар носа не подточил. Нужна бодрость, свежесть мысли. Корнев вернулся в свою комнатуху, разделся до трусов, лег в постель, приказал себе уснуть. И уснул без сновидений.

Поднял его транзистор в три часа дня. Корнев сделал зарядку с гантелями, побрился, умылся. В кожаный саквояж уложил бритву, лосьон, белье, полотенце, туго набитую мужскую сумку. Все? Все. Портфель-дипломат приготовлен еще неделю назад. Открыл, проверил. Что ж, неплохо, полное впечатление.