Валерий Гусев - Розыгрыш с летальным исходом

Мы трезво оценили ситуацию (в ресторане, который я когда-то бескорыстно крышевал), оставили «на пока» наших врагов без наказания, а друзей без надежды на возмещение убытков и укрылись от тех и других в славной деревушке из шести дворов, по имени Пеньки, где у меня под сенью старых берез прятался не менее старый дом. Все наше имущество по приезде состояло из моего старенького, нигде не зарегистрированного пистолета, Янкиной косметички и просроченного мобильника с безнадежно севшим аккумулятором.

Но зажили мы славно. Все прошлые годы мы не раз расставались. Иногда с сожалением, а чаще со взаимным облегчением. Но вновь встречались почему-то с радостью.

Прежняя любовь обрела новый, более глубокий и заслуженный, более нежный смысл. В ней не стало меньше сердца, но появилось больше ума.

Под неукротимым Янкиным напором помолодел и наш старый дом. В нем стало спокойнее и теплее, каждый угол разве что не кошачьим мурлыканьем отзывался на обаяние красивой и по-своему любящей женщины. Перестала коптить керосиновая лампа - она теперь горела ровным стойким огоньком, освещая старые, много повидавшие до нас стены. Быстрее застучали ходики в простенке. Веселее заскворчал за печкой сверчок. И сама печь гудела ровно, щедро бросала по стенам пятна яркого света через дырки вокруг дверцы. Даже мышки, что нагло топали под полом и по потолку, присмирели.

Дом приосанился, хотелось ему перед молодой хозяйкой и самому моложе глядеться. И теперь, в ночи, он поскрипывал старыми суставами тихонько, застенчиво, будто стыдился этого скрипа, будто скрипел не от старческой немощи, а по доброте своей пытался сказать на ночь старую сказку, промурлыкать забытую песенку детства. Чтобы нам спокойнее и крепче спалось.

Но иногда мы почему-то разом просыпались за полночь, вставали. Янка набрасывала на плечи старый тулуп, зажигала лампу и приносила из холодной кухни бутылку водки. И мы сидели порой до утра, глядя друг на друга. Курили, вздыхали, улыбались и почти не разговаривали, но многое умели сказать друг другу без слов. Было что вспомнить, заново пережить, безмолвно поделиться.

В такие ночи я с особой остротой начинал чувствовать, как нам не хватало друг друга все эти годы. Даже когда мы были вместе.

К утру Янка, смачно и заразительно зевая, убирала со стола; приложив ладошку, дула в ламповое стекло, гасила робкий, но уверенный огонек. В комнате не становилось еще светло, но окна уже голубели близким рассветом. И мы ложились спать, укрываясь поверх одеяла еще и тулупом.

Спать днем - это неведомое доселе счастье. Особенно для тех, кто до этого ни одной ночи не спал без тревог.

Иногда я просыпался - то ли от щебета синиц за окном, то ли от счастья. Янка горячо дышала во сне мне в шею, и ее дыхание долго не давало мне снова уснуть.

Так медленно проходила зима. Мы жили простыми повседневными заботами, которые не обременяли, а радовали нас: дрова, готовка, вечерние посиделки у печки или ночные за столом, где уютно теплился ровным язычком огонек лампы, играя в распахнутых Янкиных глазах.

Днем, если ночью был снегопад, я расчищал дорожки к туалету и дровяному сараю. Изредка к нам забегал из леса шальной заяц в надежде чем-нибудь поживиться; повадилась белка, которая добиралась до нас по деревьям, ухитряясь ни разу не соскочить на землю. И все наши деревья в хороший солнечный день украшались снегирями и синицами.

Иногда, чтобы побаловать Яну, я брал ружье, вставал на лыжи и уходил в лес - сбраконьерить к ужину какую-нибудь дичину. Первое время мне это не удавалось. А потом я приспособился - заходил неглубоко в лес, огибал под прикрытием деревьев и сугробов нашу невеликую деревеньку и на дальнем ее конце стучался в окошко к тетке Полинке. Она еще держала кур, но уже справлялась с ними с трудом, кормить эту ораву в зимнее время оказалось не так просто. И потому тетка была мне рада: я избавлял ее от лишнего рта, точнее - клюва.

Зарубив и ощипав курицу, я совал ее в рюкзачок и героем возвращался домой, к жене.

– Тетерка, - скромно докладывал.

– А чего она такая ободранная? - каждый раз спрашивала Яна. - Вырывалась?

– Ощипал прямо в лесу, пока она была тепленькой.

(Тетка Полинка бережно собирала пух и перо на подушки.)

– А что она без головы?

– Такой я стрелок, - скромно докладывал. - Белку - в глаз, тетерку - в ухо.

Янка жарила «тетерку», придавив крышку сковороды булыжником, и гордилась мною.

Так проходила зима…

Беда еще не стучалась в ворота тревожным ночным стуком, но уже бродила рядом, выбирая для этого самый неподходящий момент…

Кабинет в офисе. Строгая матовая мебель. Глубокие, коричневой кожи кресла. По стенам - застекленные полки, на них - изящные модели кораблей. От каравелл Колумба с красными мальтийскими крестами на парусах до двух современных красавцев океанских лайнеров - «Даниель Дефо» и «Олигарх». Карта мира в простенке пересечена прихотливыми линиями океанских маршрутов.

Жалюзи на окнах сомкнуты, в комнате сумрачно, приятно пахнет дымком хороших сигар.

В углу, вдали от окон, журнальный столик без журналов: коньяк, вазочка с конфетами, блюдечко с нарезанным лимоном.

Собеседников - двое. Чем-то неуловимо похожих друг на друга. Скорее всего, той печатью, которой непременно отмечаются люди большого бизнеса. Не совсем чистого.

– Вот что, Серж, таких денег я тебе не дам… Подожди обижаться. Я дам тебе других денег. Под совместный проект.

– Это как?

– Это так: мои деньги - твои люди. Думал о нашем разговоре? Девок своих щупал?

– Я их каждый день на подиуме щупаю.

– Я не о том. Насчет комплексов?

– Ну… В какой-то степени.

– Брось, Серж, не стесняйся. Бывал я на твоих шоу. Видал, как они лифчики «зеленью» набивали.

– Ну… Это в финале… Самостоятельно… Личная инициатива разогретой публики.

– Кстати, как твоя шарашка называется?

– «Бикини».

– Как-как?

– Этнографический ансамбль экзотического танца «Бикини».

– Экзотического, значит, эротического?

– Ну… Отчасти… В какой-то степени. Вообще же, у нас в репертуаре полинезийские, папуасские, африканские танцы.

– Я тебя понял, не стесняйся. Это то, что нужно. Пару месяцев на подготовку - и грузи своих папуасских полинезиек на борт «Олигарха».

– Надолго?

– Навсегда.

– Никто на это не согласится.

– Твоя проблема, Серж. Убеди девочек. Пообещай много-много. Ты артист или банщик? Помнишь, ты выделял мне из труппы подтанцовщиц для праздника Нептуна на «Дефо»? Разве были недовольные?

– Это совсем другое дело. Остров - не теплоход!

– Убеди девочек.

– Как? Чем?

– Проще всего - деньгами. Я финансирую. По крайней мере - для начала. А после им все равно некуда будет деваться. - Некоторое молчание. - И расширяй состав. Укрепляй контингент девицами из Азии, ты же это должен понять, Серж.