Фридрих Незнанский - Пуля для полпреда

– Да, настоящих рыбаков почти что и не осталось, – вздохнул лодочник, видимо, о Вершинине.

– Почему? – возразил Турецкий. – Все говорят Бутыгин – классный рыболов…

– Не, – махнул рукой лодочник, – Бутыгин – тот не рыбак! Поводок сам навязать не умеет, комель топит, сколько ему ни говорил: не пугайте вы рыбу, Эдуард Сидорович, все одно; подсекать так и не научился по-человечески. Ему бы эхолот и шашку динамитную, тогда, конечно, ушел бы с уловом. Вот Вершинин был мастер. Бывало, и снасть сам всегда приготовит, и наживочку подберет под сезон, под рыбу, под погоду даже. Какого он сома на жареного воробья взял прошлым летом! Два часа его водил. Другой бы к машине на берегу прицепил да выдернул, а Вадим Данилыч сам так его умотал, что мне потом только раз веслом стукнуть пришлось – уже и не дергался.

– А что, вы всегда с Вершининым рыбачили? – как бы невзначай справился Турецкий.

– Да где там, все больше Лехе Абрикосову доставалось, за что-то Вершинин Лешку больше других выделял.

– Может, Лешка рыбак был никакой, вот Вершинин его и выбрал, чтоб его улов был всегда больше, – предположил «важняк».

– Не-е-е, Лешка тоже был спец, а все одно Вершинин кого хочешь обскакал бы.

– А почему был спец? Уволился, что ли, Лешка?

– Сгинул человек, – размашисто перекрестился лодочник. – Любил в бутылку заглядывать, – видно, и сгубила его беленькая.

– Давно?

– Да почти что в одно время с Вершининым. В аккурат за день до того сказал, печень болит сильно, поеду в район в поликлинику, да больше и не объявился. Может, лечится до сих пор, а может, и прибрал его уже Господь к себе, грешника. Я тогда обрадовался, думал, с Вершининым поплыву, а не судилось. А вы что же, рыбак или так себе?

– Любитель, – вздохнул Турецкий, – хоть и не умею толком. Спиннинг люблю, мирных на мой темперамент скучновато ловить, а хищников – это по мне.

– Если, конечно, деньги есть на хорошее удилище, – понимающе закивал лодочник, – на катушечку подходящую, блесны опять же… У вас углепластик или деревянный?

– Клееный бамбук, – похвастался «важняк». – Катушка японская, а блесен я не люблю, только в крайнем случае, мне интересней на малька.

– А груза какие берете?

– Грамм тридцать, метров на пятьдесят – шестьдесят хватает.

Лодочник задумчиво посмотрел на воду и с досадой на беснующуюся в беседке молодежь.

– Если есть охота, можно хоть сейчас с лодки побросать, – предложил он. – Вообще в этом году с рыбой что-то не то творится, но если навык есть… Вон там за перекатом на уклею щук брали, небольших правда, килограмма по три. Сейчас как раз осенний жор начался. И снасть подберем, у меня, конечно, не ахти какая…

– Да нет, спасибо, – максимально вежливо стал отказываться Турецкий, – после дождя в мутной воде ловить большое умение надо, да и с лодки не хочется, плаваю я не очень. Мне вон девушка рассказала, как они в мае искупались из-за того, что лодка треснула, сейчас вода, может, и похолодней будет…

– Подумаешь, искупались, – презрительно сплюнул лодочник. – Метров десять проплыли, больше разговоров. Вот если б кто удить на этой лодке пошел, была бы беда. Хороший рыбак он же на веслах, аккуратненько к месту идет, чтобы шума поменьше, а уж обратно уставший, конечно, мотор спускает. Если б он на средине реки поломался, да так, как у этих, что лодка течь дала, тогда, конечно, плыть метров триста, можно и не доплыть.

– И что, правда, мотор, оттого что пиво на него пролили, сломался? У вас же тут начальство всегда, неужто на приличный мотор денег жалеют? – задал, по сути, главный вопрос Турецкий и получил ожидаемый уже ответ:

– Да не, при чем тут пиво?! Лешка чего-то не так скрутил, видать. Жаловался, жаловался: стучит мотор, подшипник треснул – менять надо, шатун перекашивает, заклинить может… Поменял называется.

Турецкий поморщился и безнадежно махнул рукой:

– Как всегда! Ремонту на сто рублей не сделали – лень! – загубили лодку на сотню тысяч.

Лодочник согласно закивал:

– Лодку-то починили: отрезали кусок кормы и приварили новый. И движок даже со дна подняли, Иннокентий водолаза знакомого притащил, но его разворотило вдым. Сдали в лом.

– Понятно…

– Петрович, иди к нам, пивка тресни! – заорали мажоры из беседки. – И ты, Алк, давай тоже к нам!

Турецкий с лодочником дружно сделали вид, что не слышат.

По дороге в город Турецкий почувствовал легкое недомогание, и даже не то чтобы недомогание – так, потянуло на дремоту. В другой раз не обратил бы внимания, не юноша, в конце концов, человек в возрасте, а по утрам после посиделок с Грязновым и не то бывает. Но в этот раз он разозлился. На цыпочку Таю с ее травкой, но больше всего на Бутыгина-младшего, и не столько за «сеанс – полтинник», и не за презрительный взгляд, которым наследный принц его оценивал, не за Алка, а за то, что не смог поставить сучонка на место. Турецкий ерзал на сиденье, будто из него торчали пружины, как из старого дивана, устраивался то так, то эдак, пока, наконец, не осознал истинную причину своего раздражения. Не в мажорах дело – в Циклаури и в Рыжове. В том, как своенравная девчонка отнеслась к его поручению: проследить, чтобы с Лемеховой все было в порядке. И с бывшим мужем что-то не так – возникло у Турецкого стойкое предчувствие. Что-то не так с этим старым перцем! Ни хрена Циклаури от него не добилась как пить дать.

Войдя в здание прокуратуры, он не заглянул к Циклаури сразу, как собирался. Несколько минут просто сидел за столом, чтобы успокоиться. Затем снял трубку – звонить Лемеховой, но передумал. Только напугает зря, сперва нужно выяснить, что узнала Лия.

А Лия за те несколько часов, что он провел на водохранилище, буквально преобразилась. Турецкий даже обомлел, увидев ее, но все равно проворчал:

– У вас что, праздник?

– Работать с вами – для меня праздник!

Турецкий оттаял, но все-таки пробурчал напоследок:

– Порадуете с Рыжовым – устроим карнавал, по-нашему, по-бразильски.

– Будем самбу танцевать, – Лия захлопала в ладоши, – на столе в полуголом виде. Лемехову пригласим? – Турецкий не нашелся что ответить, но и не потребовалось: Лия развела руками: – Не выйдет, Александр Борисович, увы! С Рыжовым – как это по-нашему, по-бразильски? – полная задница. Отпустили Рыжова час назад на все четыре стороны!

– На каком основании?

– По распоряжению прокурора области. Под поручительство депутатов городской и областной Думы. Могу представить список из двух десятков особо уважаемых граждан.

– Понятно! – Турецкий принялся расхаживать по кабинету, заложив руки за спину. Он ждал, конечно, подвоха, но то, что рассказала Циклаури, – это уж слишком. Это какое-то народное ополчение против Турецких сатрапов. Она молча сопровождала его взглядом. – Ну не дерзите молчанием старшим товарищам! – сказал он зло. – Докладывайте, как все было!