Фридрих Незнанский - Пуля для полпреда

– Петр Гаврилович, повторите, будьте добры, все. Что вы сказали мне сегодня утром.

– Вчера старший следователь Управления по расследованию особо важных дел Генеральной прокуратуры Александр Борисович Турецкий, – тщательно откашлявшись, заявил Осипов, – обратился ко мне с просьбой отыскать ему надежного человека, который бы согласился официально засвидетельствовать, что в мае этого года по заказу губернатора Соловьева боевики Лещинского подготовили покушение на директора медеплавильного комбината Бутыгина и Шангина, тогда еще министра. Этот человек должен был подтвердить, что машина со взрывчаткой, обнаруженная у здания обладминистрации, предназначалась именно для этого покушения. В случае если я окажу ему эту услугу, он обещал организовать мой перевод в Москву со значительным повышением по службе. Я обещал подумать до сегодняшнего утра, заранее зная, что не пойду на сделку с собственной совестью, и сегодня утром обратился с рапортом к своему непосредственному начальству.

– Ну-с, что на это скажете? – поинтересовался Жмаков.

– Браво, няня! – выдал Турецкий фразу из любимого анекдота и искренне зааплодировал. – Какая речь, Петр Гаврилович, какая речь!

Естественно, аргументы вроде: не он, Турецкий, искал вчера Осипова, а как раз Осипов целый день названивал в прокуратуру, доставая Циклаури, – в расчет здесь не принимались. С такой же легкостью, как последний блестящий спич, Осипов сможет выдать, что «важняк» первый его искал. И сегодняшний звонок на мобильный наверняка был сделан из автомата, а если и нет, кто позволит ему проверить на телефонной станции? Короче, оправдываться бесполезно, да и противно. Даже если не все из здесь собравшихся травят его сознательно, в данный момент изменить что-либо он не в состоянии.

– Ладно, на труп я, конечно, взглянуть не могу, документы вы мне не покажете, – махнул «важняк» рукой, – может, еще и арестуете меня прямо здесь?

– Не перегибайте, Александр Борисович, – довольно миролюбиво откликнулся Жмаков. – Арестовывать вас в данный момент никто не собирается, я даже пока не имею полномочий снять вас с дела об убийстве Вершинина, но! Но советую вам немедленно доложить своему начальству, что рука Москвы гораздо короче, чем кажется, и фабриковать дела против губернаторов, особенно таких крупных и уважаемых областей, как наша, – дело ой какое нелегкое и разумнее было бы вас все-таки отозвать. Мы тут как-нибудь сами во всем разберемся. А уж от реакции генерального будет зависеть, давать ли ход делу о превышении вами полномочий и злоупотреблении властью, или все решится полюбовно.

– А не пошли бы вы все! – буркнул про себя Турецкий и, не прощаясь, покинул достойное собрание.

Он просто весь кипел, как два часа назад Рыжов, завязающий в болоте. Хреново! Хреново и еще раз хреново. Хуже нет, когда прижимают к стенке, и будь ты трижды прав, – не отвертишься. Надо было немедленно что-то делать. Проще всего, конечно, прыгнуть в самолет – и в Москву, а там пусть Меркулов высылает в этот гадюшник тяжелую артиллерию. Но, во-первых, Костя не поймет, а во-вторых, это просто трусость. Давить надо гадов, а не доставлять им удовольствие. Так ведь и будут хранить в сейфе папочку «Турецкий – козел» и тыкать каждый раз генеральному: как ваш человечек облажался, а?!

Он доехал до первой забегаловки и заказал кофе. Хотел с коньяком, но вовремя передумал. Наблюдают же. Скажут: он еще и пьет на работе! Выдул три чашки черного без сахара, выкурил штук пять сигарет, вроде полегчало немного. Пора звонить Меркулову.

– Так подкупаешь все-таки свидетелей? – вместо «здрасте» устало спросил Константин Дмитриевич, услышав голос «важняка».

– Про всех уже настучали? – вопросом на вопрос ответил Турецкий.

– А скольких ты купил? – чуть потеплел Меркулов.

– Двоих пока, и деньги кончились. Ладно, что там у вас, у нас, в Москве, короче?

– Пришло еще одно представление на тебя от Жмакова. Но это он, наверное, зря. Если бы только Соловьев жаловался, пожалуй, и отстранили бы, и дело бы закрыли. Сегодня генеральный в администрации президента докладывался и, короче говоря, за тебя поручился. Было высказано предположение, что ты копнул глубже, чем рассчитывала Златогорская администрация, вышел на действительно серьезные злоупотребления и обязательно надо продолжать. Но ты особенно не радуйся.

– То есть?

– На ближайшие день-два указания следующие: работать только в рамках дела Вершинина. Шаг влево, шаг вправо – расстрел. А для работы по Соловьеву формируется новая межведомственная следственная группа. Вот когда она прибудет, вольешься в ее ряды – и тогда уже полная свобода действий. Хотя…

– Что?

– Я бы тебе посоветовал все эти инсинуации о твоих злоупотреблениях до ее прибытия развеять.

– Да, сэр! Есть, сэр! И развеем.

– У вас такой вид, Александр Борисович, – сказала Циклаури, не поднимая на Турецкого глаз, – как будто вы совершили пешую экскурсию на Северный полюс.

– Волка ноги кормят, – отмахнулся Турецкий, – не морочьте голову! – добавил он рассерженно, увидев, что она склонилась над закрытой папкой, – выкладывайте свою сногсшибательную новость.

Она бережно выложила на стол перед ним стопку: пухлую папку и две тоненьких:

– Вот полюбуйтесь, Александр Борисович! Полюбуйтесь, что можно найти, не покидая рабочего места.

Турецкий, проворчав сам не поняв что, решительно отодвинул талмуд на край стола и открыл самую тонкую папку:

– Ну и почему у вас, уважаемая Лия Георгиевна, такой вид, будто вы собираетесь получать Нобелевскую премию? Что вы обнаружили в архиве дорогой вашему сердцу Златогорской областной прокуратуры? Десять страниц, которые перевернут мир? Топографическую карту Атлантиды?

– Путевые заметки Моисея! Читайте, я сейчас вернусь.

В папке были подшиты распечатанные на принтере объяснительные записки некоего Крамаренко Антона Богдановича от 2 и 3 апреля сего года и его же чистосердечное признание, сделанное в День смеха. Турецкий начал в хронологическом порядке, вопреки композиции.

«…Я, Крамаренко Антон Богданович, 1976 г. рождения, ранее не судимый, работающий на должности менеджера в ЗАО „Медея“, считаю своим долгом заявить о нижеследующем…»

Это тот молодой человек представительского класса, которому Лемехова поручила меня обхаживать, когда я первый раз заглянул в офис, вспомнил Турецкий. О чем же он считает своим долгом заявить?

«…По прямому устному приказу генерального директора ЗАО „Медея“ Лемеховой К. А. 01.04.2001 г. в отсутствие главного бухгалтера я заполнял платежные документы на двух бланках с подписью главного бухгалтера. Я подозревал, что выполнение данного поручения может быть сопряжено с нарушением действующего законодательства, но осознавал я и тот факт, что на нашей фирме установлена строжайшая исполнительская дисциплина и в случае моего отказа реакция Лемеховой будет весьма жесткой. Более того, проработав на должности менеджера в ЗАО „Медея“ в течение полугода с 17.09.2000 г., я получил определенные представления о нравах людей, занимающихся медным бизнесом, и имел все основания полагать, что в случае ослушания я поставил бы под угрозу свою собственную жизнь и жизни моих близких…»