Карло Шефер - В неверном свете

— «Имя: Доротея Бухвальд. Родилась двенадцатого февраля тысяча девятьсот семьдесят пятого года в Мосбахе. Место жительства: студенческое общежитие у Хоймаркт, номер дома не помнит, так как почти никогда не получает почту».

Бухвальд важно кивнула, словно гордилась своей отчужденностью.

— «Я знаю неизвестного умершего тоже только под именем Вилли. Одного моего знакомого, у которого были большие проблемы с учебой, через его знакомую, которую я не знаю, свели с ним. Когда я провалилась по истории церкви, он рассказал мне, что есть человек, который за определенную сумму пишет рефераты для семинарских занятий. Вообще-то я никогда бы этого не сделала…»

… - …Но потом она это все же сделала, — устало произнес Тойер. — Пропусти это место.

— Потому что заболела мама! — пронзительно выкрикнула Бухвальд.

— Естественно, — согласился сыщик, — только поэтому.

Штерн снова выглядел озадаченным.

— Сколько я должен пропустить?

Лейдиг встал и с улыбкой забрал у него листки.

— Я считаю, что нам еще нужно поработать над стилистикой… Подождите-ка… вот: «Итак, я встретилась с Вилли в кафетерии студенческой столовой на Университетской площади. Мне бросилось в глаза, что он очень щуплый и говорил очень тихим голосом. Точной даты я уже не помню, это было в конце летнего семестра. После того как мы договорились предварительно, Вилли перенес разговор в кафе на Театральной площади, так как там стояли на улице маленькие столики, где нас никто не мог подслушать».

— Ну вот! — воскликнул Хафнер. — В «Калипсо», то есть там, где он бывал зимой, — добавил он без всякой необходимости, — тоже стоят маленькие столики. И там всегда играет музыка, так что чужой ничего не подслушает.

— Думаю, все и так это поняли, — буркнул Тойер. — Читай дальше, Лейдиг.

— «После того как при следующей встрече я отдала ему пятьсот марок задатка, он написал для меня научный реферат. Он получил оценку «очень хорошо». Тогда я отдала ему еще 500 марок. Я знаю, что поступила не по-христиански…»

— Хватит, — вмешалась Ильдирим и села на краешек своего стула, который до этого принадлежал Хафнеру.

— Да, нам известно еще многое, — заметил Тойер, которого захлестнуло сознание того, что они вообще ничего не знают. — Скажите фамилию вашего друга, фрау Бухвальд, и можете идти. Того самого, через которого вы познакомились с Вилли, если у вас есть и другие друзья.

Мученическая поза поникшей обманщицы сменилась детским испугом.

— Вы сообщите об этом моему профессору?

— Я не знаю вашего профессора, — проворчал Тойер. — Но если дело дойдет до процесса… — неожиданно ему захотелось проучить эту лгунью, и он воскликнул: — …тогда я ничего не могу гарантировать, абсолютно ничего!

Все посмотрели на него с болезненным участием, но студентка испугалась не на шутку.

— Я понимаю, — пискнула она. — Вы совершенно правы. Но имени моего знакомого я вам не скажу. Я дала ему слово.

— Тогда посидите тут еще немного! Мы все посидим еще немного! — грозно прорычал Тойер.

Все молчали. Бухвальд глядела в пол. Ильдирим взглядом спрашивала Хафнера, не даст ли он ей сигарету. Он счел это заигрыванием и подмигнул.

— С другой стороны, он нехорошо со мной поступил.

— Ну, вот видите! — Тойер по-отечески улыбнулся.

— Он… — тут нелепое существо снова зарыдало, — он на масленицу схватил мою киску.

— Вы держите кошку? — уточнил Тойер.

Бухвальд потрясла головой и быстро ткнула себе между ног.

— Господи, — простонал Штерн. — Она признается в таких вещах, но не хочет сообщить, как его зовут.

— Я уже собиралась сказать, — взвизгнула свидетельница, — но теперь не скажу.

Ильдирим встала.

— Тогда я выписываю ордер на задержание. — Она была готова заговорщицки приложить палец к губам, чтобы никто из усталых мужиков не ляпнул лишнего по поводу изобретенной ею процедуры.

— Вольфрам Ратцер, — со стоном проговорила девушка. — Бусемергассе, второй дом направо от Лауэрштрассе. Номер дома не знаю, номер телефона тоже. Я не умею запоминать цифры. Поэтому и провалилась по истории церкви.

— Как теперь себя чувствует ваша мама? — заботливо поинтересовался Лейдиг.

— Хорошо, — провыла студентка. — Очень хорошо, она снова почти все делает по дому.

— Все делать не может никто, — дружеским тоном возразил Тойер. — Это невозможно.

— Ладно, я пойду, — сказала Ильдирим.

— Пожалуй, есть еще одна вещь, которая могла бы вам помочь, — проскулила Бухвальд в новом приступе храбрости. — Я видела Вилли еще раз, через пару недель после нашей… нашей сделки. В антикварной лавке на Флорингассе. Он сдал там гравюру с видом Гейдельберга и получил за это деньги.

— Если вы еще видели, как он покупает молоко, мы тоже будем вам признательны. — Тойер пошел к двери, но зацепился ногой за складку плохо постеленного ковролина и еле удержал равновесие. Со стороны это выглядело очень комично, но никто не засмеялся.

— Вообще-то в лавке был перерыв на обед, — продолжала Бухвальд. На ее щеках пылали красные пятна, а тон стал важный. — Я этого не заметила и вошла, а хозяин забыл запереть дверь. Оба не обрадовались, увидев меня.

— Ясно, — с тоской промямлил Хафнер, но замолк под испепеляющим взглядом Ильдирим, способным заварить выхлопную трубу.

Внезапно Тойер увидел над дверью дугообразные молнии. Мигрень, этого еще не хватало.

— Итак, мы возьмем на заметку, что он еще и подделывал произведения искусства. Замечательно. Завтра я над этим подумаю. В вашем удостоверении личности написан только домашний адрес в Мосбахе…

— Мое первое жилье…

— Но мы вас найдем, — заверил девушку ослепший сыщик, — при необходимости. Доброй ночи. Передайте привет вашей маме.

— Хорошо, — просияла Бухвальд, словно услышала похвалу.

Когда свидетельница, наконец, ушла, Тойер приказал Хафнеру отыскать и привести утром господина Ратцера. Потом быстро попрощался. Ильдирим решила заглянуть к ним на следующий день, если у нее на службе не будет никаких срочных дел. В атмосфере общей усталости никто и не поинтересовался, зачем она вообще пришла.

Лишь сидя за рулем, Штерн подумал об этом.

— Наверно, обер-прокурору не нравится пассивность Зельтманна в этом деле. Это может быть нам на руку.

Тойер все больше погружался в свою боль и невнятно пробормотал: ты, Штерн, хороший парень.

— Только иногда слишком уж тихий, — вырвалось у него.

— Неправда, — заволновался Штерн, — вообще-то я говорю много, только никто этого не замечает. Вот и в футбольном клубе…

— Вы играете в футбол? — вежливо поинтересовался Тойер, но тут его захлестнула очередная волна боли и заслонила от него всю жизнь.

— Да, я играю неплохо, но если забиваю гол, об этом как-то забывают упомянуть…