Роберт Шей - Левиафан

— Что это за черномазый там стоит? — спросил кого-то за кадром новый глава исполнительной власти, прежде чем появиться на телевизионных экранах.

«Шевроле-стегозавр» въехал на пустующую концертную площадку и остановился. Из окна машины высунул голову гитарист и спросил Леди Велькор:

— Что тут за чертовщина происходит?

— В кул-эйд попала кислота, — серьёзно ответила она. — Все одурели и рванули в город.

— Вот дьявол, — сказал гитарист. — Мы впервые должны были выступать перед большой аудиторией. Ну и невезуха!

Он развернулся и уехал. Леди Велькор прочла надпись на заднем стекле его машины: «ИНЦИДЕНТ В ФЕРНАНДО-ПО».

— Как ты сейчас, детка? — спросил Саймон.

— Я знаю, кто я, — медленно ответила Мэри Лу, — и думаю, что мой ответ понравится тебе не больше, чем чикагской полиции. — Её глаза были исполнены далёкой печали.

Вольфганг и Винифред почти добрались до берега, как вдруг вода забурлила и вокруг замелькали зловещие веретенообразные тела. Винифред истошно завопила:

— Вольфганг! Ради Груада, Вольфганг! Меня тянут вниз!

Её длинные светлые волосы ещё какое-то мгновение оставались на поверхности, затем исчезли и они.

И тогда их осталось двое.

Вольфганг понял, что её утащили дельфины. Он продолжал неистово плыть к берегу. Что-то схватило его за брючину, но он брыкнулся, высвободил ногу и выбрался на мелководье, где его уже не могли преследовать морские твари. Он поднялся на ноги и побрёл к берегу. И столкнулся лицом к лицу с Джоном Диллинджером.

— Прости, дружище, — сказал Джон, вскидывая автомат. Тридцать серебряных пуль ударили Вольфганга, словно тяжёлые дуби— ны. Он отлетел обратно в воду и лишился чувств. Мерзкие щупальца сжали его душу. Он услышал гадкий бормочущий смех, перешедший в поистине бездонный хохот, а затем отвратительный голос: Добро пожаловать в место, подготовленное для тебя навеки. Теперь ты и в самом деле никогда не умрёшь. И в этот момент замурованная, словно муха в янтаре, душа Вольфганга Зауре познала, что она останется в заточении на миллиарды и миллиарды лет, и закричала…

И тогда остался один.

Джо Малик, чувствуя себя так, словно он наблюдает за собственной игрой из зрительного зала, подошёл к Нему и протянул руку.

— Поздравляю, — ледяным тоном произнёс Малик. — Ты и впрямь это сделал.

Хагбард взглянул на руку Малика и сказал:

— В прошлый раз ты был любезнее.

— Прекрасно, — сказал Джо. — Мой Господь, мой враг.

Он наклонился вперёд, поцеловал Хагбарда в губы, вытащил из кармана пистолет и аккуратно выстрелил ему в голову.

И тогда не осталось никого.

А вот что произошло наяву. Джо усмехнулся, вытащил из кармана пистолет и протянул его Хагбарду.

— Неожиданная развязка, — сказал он. — Я расшифровал все подсказки, как ты и хотел. Теперь я знаю, что ты пятый Иллюминатус Примус. И ещё я знаю, что ты уничтожил остальных четверых совершенно не ради того, во что заставил нас поверить. Но я не могу доиграть свою роль до конца, потому что все ещё доверяю тебе. У тебя должна была быть веская причина сделать это.

Хагбард открыл рот в совершенно искреннем изумлении.

— Ну так утопи меня! — воскликнул он, начиная смеяться. Занималась заря; «Девять неизвестных», самая загадочная из всех рок-групп, нахлобучив футбольные шлемы и встав лицом к Востоку, запели:

Есть лишь ОДИН Бог:

Это Бог СОЛНЦА!

Ра! Ра! Ра!

Когда Земля повернулась вокруг своей оси и рассветные солнечные лучи начали освещать небо от города к городу, от деревушки к деревушке, от фермы к ферме, от горы к горе, от долины к долине, стало ясно, что почти повсюду этот первомайский день будет погожим и ясным. Учёный-гуманитарий, проснувшийся в камере афинской тюрьмы, куда его завели некоторые платонические воззрения, неожиданно ощутил проблеск надежды и восславил Гелиоса цитатой из Сафо, крикнув через решётку: «Бродадактилос Эос!» Птицы, которых вспугнул его крик, взлетели над тюремным двором, шумно захлопав крыльями. Тут же пришли охранники и велели ему заткнуться. Он радостно ответил им: «Полифлойсбойс талассас! Вы отняли у меня всё, но вам не отнять у меня старину Гомера!»

В Париже коммунисты под красными знамёнами и анархисты под чёрными готовились к ежегодному празднованию Дня международной солидарности трудящихся, собираясь в очередной раз продемонстрировать раздроблённость, сектантство и полное отсутствие солидарности. Красные и чёрные флаги будут развеваться и в Лондоне, и в Берлине, и в тысяче других городов, и их носители будут заниматься болтовнёй, и вновь проявит себя вековая тоска по бесклассовому обществу; и в этих же городах в монастырях и школах будут вспоминать более древнее название и более древний смысл этого праздника и петь гимн (со словами намного более древними, чем само христианство) Матери Божьей:

Королева ангелов, Королева мая

Увы, в Соединённых Штатах пришлось отменить традиционное празднование Национального дня Закона, поскольку кое-где в стране ещё не прекратились беспорядки.

Но везде, где проводились празднества Древнейшей Религии, будь то в Азии или Африке, Европе или обеих Америках, её адепты, расходясь по домам, шептали: «Будь благословенна», — твёрдо зная, что Матерь Божья все ещё жива и приходила к ним в прошлую полночь, каким бы именем они её ни называли: Дианой, Дан, Тан, Таной, Шакти или даже Эрзули.

Королева ангелов, Королева мая

Нкрумах Фубар в Найроби взял свою почту у приятеля, служившего в почтовом отделении. К его удовольствию, «Американ экспресс» смилостивилась и исправила допущенную ошибку, признав наконец, что он таки оплатил счёт от 2 февраля. По его мнению, это была мощная магия, поскольку уведомление было отправлено из Нью-Йорка ещё до 25 апреля, когда он начал проводить геодезические атаки на президента «Американ экспресс». Несомненно, чёрная магия, изменявшая прошлое, заслуживала дальнейшего изучения, и было совершенно очевидно, что ключевую роль в ней играла синергическая геометрия фуллеровского тетраэдра, в который Нкрумах Фубар помещал куклу директора. За завтраком перед уходом в университет он открыл книгу Фуллера «Отказ от Бога из вторых рук» и вновь попытался ухватить суть загадочной математики и метафизики все направленного ореола. Закончив завтрак, он захлопнул книгу, прикрыл глаза и попытался представить себе Вселенную Фуллера. Образ сформировался, и, к его удивлению и восторгу, он совпадал с некоторыми символами, которые когда-то рисовал ему старый колдун-кикуйю, объясняя доктрину «веерообразности судьбы».