Айзек Адамсон - Тысячи лиц Бэнтэн

– Ты еще тут? – спросил Ихара. Я утвердительно хмыкнул.

– Раскопал я твою информацию. Но пока я ее искал, посетила меня тревожная мысль. Я спросил себя: «Детектив Ихара, братан, а что „Глазу Сыскаря“ с этого обломится?»

– Ответ нашел?

– Решил, что сначала у тебя спрошу.

– Двадцать штук йен. Если хочешь.

– Хочу, – сказал Ихара. – А за спешку еще пятнадцать штук. Только дай мне номер своей кредитки, и я буду счастлив…

– Отправлю переводом.

– Отлично, – фыркнул Ихара. – Ее звали Амэ Китадзава.

«Амэ» означает «дождь», среди японок имя довольно распространенное. Да и фамилия тоже не сказать чтобы редкая.

– Где живут ее родители? – спросил я. – Мне нужен адрес.

– Об этом мы не договаривались.

– О доплате за спешку – тоже.

– Что ж, справедливо. Только за адрес я возьму с тебя еще десять штук, – сказал Ихара. – Итого выходит сорок пять тысяч йен. Лучше округлить до пятидесяти.

Я согласился, и он дал мне адрес в Янака, добавив, что это за станцией Ниппори, на холме, в старом районе у Храма Тэннодзи. Мне этот район был незнаком, так что Ихару я слушал внимательнее, чем обычно.

– Куда деньги слать, знаешь, – заключил Ихара. – И не тяни, потому что номер твоей кредитки мне и не нужен. Я по компьютеру могу все твои данные пробить – банковские счета, кредитки, все, что хочешь. Вообще-то прямо сейчас у меня на экране информация по твоим вкладам. Смешно, мне всегда казалось, что журналюги больше денег зашибают.

Я дал ему поржать напоследок, но ржач затянулся, так что я повесил трубку. Потом вытащил из автомата карточку, нацарапал на ней адрес семьи Китадзава и пошел к стоянке такси у выхода со станции Ниси-Адзабу. Быстрее было доехать до Ниппори на электричке, но, прежде чем нанести визит Китадзава, я собирался заскочить еще в одно место.

Пока мое такси пробивалось сквозь переполненные улицы, я старался вытолкнуть из головы образ господина Накодо, а тот упирался. Он просто застрял у меня мозгах, с озадаченной миной на распухшем сером лице, точно размышлял, с чего это кому-то понадобилось топить сто на его собственном заднем дворе.

Сидя в такси, я размышлял о том же.

МУЖЧИНА НА ФОТОГРАФИИ СКОРО ПРИСОЕДИНИТСЯ К НАМ.

По ходу дела Боджанглз все больше и больше смахивал на Человека в Белом, а значит, мне надо признать, что той ночью он и в самом деле посетил меня, что это не был странный припадочный глюк.

БЭНДЗАЙТЭН ГОВОРИТ, ЧТО К НАМ ПРИСОЕДИНЯТСЯ ЕЩЕ ДВОЕ.

То есть кто? Я? Афуро? Мы оба? Я так задумался, что не следил за дорогой, пока водила не остановился.

– Минутку, – сказал я. – Это разве не парк Уэно?

– Хай, со дэсу. [61]

– Но я хотел попасть в Храм Бэндзайтэн.

– Хай, хай со дэсу.

Водила ткнул пальцем в окно. На другой стороне улицы бетонная лестница спускалась к тропинке, рассекающей надвое большой пруд, набитый под завязку цветами лотоса размером с открытый зонтик. В конце дорожки, едва видимое за деревьями, притулилось низкое здание.

– Но это разве не Храм Бэнтэн?

– Бэнтэн, Бэндзайтэн, одно и то же, – засмеялся таксист.

– В смысле одно и то же?

– Длинное имя, краткое имя. Бэндзайтэн, Бэнтэн.

– Так Храма Бэндзайтэн нету?

Водила посерьезнел. Сунув локоть в окошко перегородки, он заговорил по-английски:

– Двадцать лет я такси Токио водить. Это Храм Бэнтэн для тебя. Для туриста хорошо. Нет проблем, о кей, пижон?

– О'кей, пижон, – вздохнул я.

Наконец-то я нашел исключение, подтверждающее правило, ложку дегтя в бочке меда вежливых токийских таксистов. Протянув деньги за проезд, я увидел, что на них капельки крови с моей ладони. Водила тоже это увидел и скривился от отвращения. Идиотски ухмыльнувшись, я полез за другими бумажками, на этот раз здоровой рукой. Таксист выдал целое шоу – перестал дышать и держал оскорбительные йены как можно дальше от своей персоны.

Я вылез из тачки, перешел улицу и по тропинке направился к Храму Бэнтэн. На эстраде неподалеку пульсировал латинский ритм, кто-то проводил саундчек. На берегу пруда за столиками для пикников расположилась кучка пенсионеров. Мужики в рубашках с короткими рукавами потягивают пиво и жмурятся на солнце. Женщины в ярких летних юката [62] обмахивают лица веерами, прямо как их предки лет сто или двести назад. Всего лишь обычный знойный субботний день для всего остального мира.

Посреди пруда Синобадзу находился сам храм – на островке, который соединяла с берегом узкая бетонная дорожка ярдов в пятьдесят длиной. Вдоль дорожки висели красно-синие пластиковые фонари, украшенные священным логотипом пива «Асахи». Еще немного, и на крышу храма взгромоздят здоровенный рекламный щит «Фудзи-фильм», а рядом со священной кадильницей воткнут торговый автомат с сигаретами «Майлд Севен».

Рядом с приземистым красным храмом стояла деревянная лютня высотой футов в двенадцать. Я увидел, что к алтарю подошел мужчина, произнес короткую молитву и дважды хлопнул в ладоши, и тут же вспомнил, как, прежде чем сжечь фотку, Человек в Белом тоже дважды хлопнул в ладоши. Мозги у меня скорчились, как и всегда при мысли о Человеке в Белом.

Глупо, конечно, что я не сообразил, что Бэнтэн – всего лишь сокращение от Бэндзайтэн, хотя не скажу, что особо западаю на японских Семь Богов Удачи. В жизни не ходил в их честь в храмы на Новый год, не совал под подушку картинку с кораблем сокровищ «Такарабунэ», чтобы увидеть счастливый сон, ничего такого. Кроме Бэнтэн, я мог назвать еще двоих из этих богов – Эбису и Бися-монтэна. [63]Сомневаюсь, что обычный японец моложе шестидесяти назовет больше. И вообще, откуда мне было знать, что Человек в Белом станет трепаться о какой-то буддистской богине? Я-то думал, что он шестерка какого-нибудь клана якудза, может, президент крупной компании или конкурент Накодо в политике. Но шестерка одного из Семи Богов Удачи?

Очевидно, кто-то вешает мне лапшу на уши и пытается заслать туда, не знаю куда. Может, старик Накодо сказал про монахов Бэндзайтэн, поскольку ему тоже лапши навешали. Потому что вот они, монахи, у меня перед глазами. Я наблюдал, как они шастают туда-сюда, таская целые кучи фонариков, и видел, что эти парни знают: держать кого-то под водой, пока этот кто-то не двинет кони, – это очень-очень плохая карма.

И вот передо мной знакомый вопрос. Тот самый, что преследует меня с зала патинко, с тех пор, как я взялся написать статейку про Гомбэя Фукугаву, преследует сколько себя помню: что я тут делаю?

– Пришли посмотреть на приготовления к Обону? – предположил голос справа. Глянув вниз, я увидел невысокого лысого мужика в оранжевой мантии. Храмовый священник. Улыбка мягкая, всего штук из семи зубов – и от этого еще мягче. Но недостаток зубов компенсировался их блеском – они сияли во рту, словно лампочки.