Ю Несбё - Нетопырь

– Даже не понял, когда наткнулся на тебя вчера, – продолжал Джозеф. – Неужели этот парень совсем недавно сидел в парке, трезвый, бодрый, пыхтел сигаретами? А вчера из тебя слова было не вытянуть. Хе-хе.

– Touche, [83] – сказал Харри.

Джозеф исчез и вернулся уже с пакетиками чипсов и колой. Простой завтрак оказался на удивление действенным.

– Предком кока-колы было средство от похмелья, которое изобрел один американский аптекарь, – рассказывал Джозеф. – Но ему оно показалось неэффективным, и он продал рецепт за восемь долларов. Хотя, по-моему, лучше средства не найти.

– «Джим-Бим», – с набитым ртом предложил Харри.

– Ну да, кроме «Джима». И «Джека», и «Джонни», и пары других парней. Хе-хе. Ну как?

– Лучше.

Джозеф поставил на стол две бутылки.

– Самое дешевое вино из Хантер-Велли, – сказал он. – Хе-хе. Пропустишь со мной стаканчик, бледнолицый?

– Спасибо большое, Джозеф, но красное вино – это не мое… А нет у тебя, скажем, виски?

– Что у меня, по-твоему, склад? – Джозефа, похоже, обидело то, что его щедрое предложение отвергли.

Харри с трудом сел. Он постарался восстановить в памяти пробел с того момента, как тыкал в «Рода Стюарта» пистолетом, и до того, как они буквально бросились друг другу на шею и по-братски разделили порцию ЛСД. Он так и не смог вспомнить причину такой искренней радости и взаимной симпатии – кроме, пожалуй, «Джим-Бима». Зато вспомнил, как ударил охранника в «Олбери».

– Харри Холе, ты напыщенный алкаш, – сказал он себе.

Они вышли из флигеля и сели на траву. Солнце слепило глаза, от вчерашней выпивки горело лицо, но в остальном могло быть и хуже. Дул легкий ветерок. Они расселись на травке и любовались ползущими по небу облаками.

– Хорошая погода, чтобы попрыгать, – заметил Джозеф.

– Прыгать я не собираюсь, – отозвался Харри. – Посижу спокойно или поброжу где-нибудь.

Джозеф сощурился на солнце.

– Я имел в виду – попрыгать с неба. С парашютом. Skydiving. [84]

– Так ты парашютист?

Харри прикрыл глаза ладонью и посмотрел на небо.

– А облака? Не мешают?

– Нет, нисколько. Это же перьевые облака. Они на высоте 15 000 футов от земли.

– Ты меня удивляешь, Джозеф. Не то чтобы у меня было какое-то представление о парашютисте, но вот не думал, что он окажется…

– Алкоголиком?

– К примеру.

– Хе-хе. Это две стороны одной медали.

– Да?

– Ты когда-нибудь был в воздухе один, Харри? Летал? Прыгал с большой высоты, чувствовал, как воздух держит тебя, обнимает и целует?

Джозеф уже выпил полбутылки вина, и его голос потеплел. Когда он рассказывал Харри о прелестях свободного полета, глаза у него блестели.

– Все чувства раскрываются. Тело вопит, что ты не умеешь летать: «У меня нет крыльев!» – старается оно перекричать свист ветра в ушах. Тело уверено, что ты умрешь, и бьет тревогу, обостряя все чувства: может, хоть одно из них найдет решение. Твой мозг превращается в мощнейший компьютер, он фиксирует все: кожа отмечает растущую температуру, уши – растущее давление, глаза воспринимают каждую деталь и малейшие оттенки пейзажа, который расстилается под тобой. Ты даже чувствуешь запах приближающейся земли. И если удастся приглушить страх смерти, Харри, то на какой-то миг ты становишься ангелом. За сорок секунд ты проживаешь целую жизнь.

– А если не сможешь заглушить страх?

– Не заглушить, а только приглушить. Он должен присутствовать, звучать чистым и ясным звуком. Отрезвлять. Ведь чувства обостряет не сам полет, а страх. Он приходит как удар, как бешеный импульс, едва ты выпрыгнешь из самолета. Это как инъекция. Потом, растворяясь в крови, страх делает тебя веселым и сильным. Если закроешь глаза, то увидишь, как он гипнотизирует тебя своим взглядом, будто красивая ядовитая змея.

– Тебя послушать – можно подумать, что это наркотик, Джозеф.

– Это и есть наркотик! – Джозеф активно жестикулировал. – Именно так. Ты хочешь, чтобы полет не кончался, и чем больше прыжков у тебя на счету, тем труднее дергать за кольцо. В конце концов начинаешь бояться передозировки: вдруг однажды ты не откроешь парашют? Тогда ты прекращаешь прыжки. И внезапно понимаешь, что у тебя уже возникла зависимость. Желание продолжать гложет и изводит тебя. Жизнь кажется серой и бессмысленной. И вот ты уже сидишь в стареньком самолете «Сессна», который целую вечность поднимается на 10 000 футов и съедает все сэкономленные деньги.

Джозеф втянул воздух носом и закрыл глаза.

– Короче, Харри, это две стороны одной медали. Жизнь – дрянь, но выбора нет. Хе-хе.

Он приподнялся на локте и отхлебнул вина.

– Я птица, которая больше не может летать. Знаешь, кто такой эму, а, Харри?

– Австралийский страус.

– Молодец.

Закрывая глаза, Харри слышал голос Эндрю. Конечно, это Эндрю валялся рядом на траве и трепался о том, что важно и неважно.

– Слыхал историю про то, почему эму не умеет летать?

Харри покачал головой.

– Тогда слушай. В стародавние времена у эму были крылья и он умел летать. Он со своей женой жил на морском берегу, а их дочь вышла замуж за Ябиру, аиста. Однажды Ябиру с супругой принесли домой большой улов, съели почти все и в спешке совсем забыли оставить, по обычаю, лучшие куски старикам Эму. Когда дочь принесла папе Эму остатки рыбы, тот в гневе ответил: «Разве я, когда возвращался с охоты, не отдавал тебе лучшие куски?» Он взял свою дубинку и копье и полетел проучить Ябиру.

Ябиру без боя не сдавался. Большой веткой он выбил у Эму дубинку. Потом двумя ударами поломал тестю крылья. Поднявшись, Эму кинул в зятя копье. Оно пробило ему спину и вышло изо рта. От жуткой боли аист улетел на болота, где, как выяснилось позже, копье здорово пригодилось ему при ловле рыбы. А Эму убежал в сухую пустыню, где бегает и сейчас, пытаясь подняться в воздух на обломках крыльев.

Джозеф допил последние капли, печально посмотрел на пустую бутылку, заткнул ее пробкой и открыл вторую.

– Эта история про тебя, Джозеф?

– Ну… – Он забулькал бутылкой. – Я восемь лет проработал инструктором в Сессноке. Мы были хорошей командой, самой лучшей. Никто не стремился разжиться: ни мы, ни владельцы клуба. Работали на чистом энтузиазме. На заработанные деньги прыгали сами. Я был хорошим инструктором. Говорили, что лучшим. Но я ушел оттуда после одного несчастного случая. Утверждали, что во время прыжка с курсантом я был пьян. Я, мол, испортил прыжок!

– А что произошло?

– В смысле? Тебе рассказать в подробностях?

– Ты куда-то торопишься?

– Хе-хе. Ладно, я расскажу. – Бутылка сверкнула на солнце. – Дело было так. Жуткое стечение обстоятельств. Во-первых, погода. Когда мы поднялись, небо было затянуто облаками на высоте восемь тысяч футов. Такая облачность – не проблема, все равно парашют раскрывают не раньше, чем на высоте четырех тысяч. Главное, чтобы, когда раскроется парашют, курсант видел землю, сигналы, которые ему подают, чтобы его не унесло ветром куда-нибудь в Ньюкасл. Чтобы знал, куда и как приземляться, понимаешь? Конечно, когда мы поднялись, облака были, но казалось, они еще далеко. Вся беда в том, что у нас была старенькая «Сессна», которая держалась на изоленте, наших молитвах и честном слове. На десять тысяч футов, откуда прыгать, мы забирались минут двадцать. Но когда мы уже взлетели, поднялся ветер и сбил облака в тучи. А мы этого не видели. Понимаешь?