Лорел Гамильтон - Запретный плод

Его надо остановить. И если бы я этой ночью не вмешалась, его бы уже остановили. Ни одно доброе дело не остается безнаказанным.

Я оперлась ладонями о кафельную стену, подставив спину под почти обжигающие струйки. О'кей. Мне надо убить Валентина, пока он не убил меня. У меня есть ордер на его смерть. Он не был аннулирован. Конечно, сначала надо Валентина найти.

Обри опасен, но его можно не считать, пока Николаос его не выпустит из запечатанного гроба.

Я могу просто сдать Захарию полиции. Дольф меня послушает, но у меня нет ни намека на доказательства. Черт побери, такая магия – о ней даже я не слышала. Если я не понимала, что такое Захария, как мне объяснить это полиции?

Николаос. Оставит она меня в живых, если я раскрою дело? Или нет? Неизвестно.

Эдуард завтра вечером придет по мою душу. И либо я отдам ему Николаос, либо он вырежет кусок моей шкуры. Зная Эдуарда, я понимала, что это будет больно. Может, просто отдать ему вампиршу? Просто сказать ему то, что он хочет знать. И он не сможет ее убить, и тогда она придет за мной. А этого мне хотелось бы избежать более всего другого.

Я вытерлась, прошлась по волосам щеткой и теперь должна была что-нибудь съесть. Я пыталась себя уговорить, что для этого я слишком устала, но желудок мне не верил.

В постель я залезла только после четырех. С надежно надетым на шею крестом. Кобура с пистолетом под подушкой. И чисто уже ради страха я сунула под матрас нож. Мне ни за что до него не добраться вовремя, но… Никогда не знаешь, как дело повернется.

Мне снова приснился Жан-Клод. Он сидел за столом и ел чернику.

– Вампиры не едят твердой пищи, – сказала я.

– Совершенно точно. – Он улыбнулся и подвинул мне чашу с ягодами.

– Терпеть не могу черники, – сказала я.

– А я всегда ее любил. Уже столетия я ее не пробовал. – На его лице появилось мечтательное выражение.

Я взяла чашу. Она была прохладной, почти холодной. Черника плавала в крови. Чаша выпала у меня из рук, медленно пролила кровь на стол, и крови было больше, чем могло быть в чаше. Кровь текла по столу и капала на пол.

Жан-Клод смотрел на меня поверх окровавленного стола. И слова его были как жаркий ветер.

– Николаос убьет нас обоих. Мы должны ударить первыми, ma petite.

– Что это за лажа насчет “мы”?

Он подставил руки под текущую кровь и поднес их мне ковшиком. Кровь капала у него между пальцами.

– Пей. Это сделает тебя сильной.

Я проснулась, глядя в темноту.

– Черт тебя возьми, Жан-Клод! – шепнула я. – Что ты со мной сделал?

Пустая темная комната не дала ответа. Спасибо хоть за этот скромный дар. На часах было три минуты седьмого. Я перевернулась на другой бок и снова свернулась под одеялом. Гудение кондиционера не заглушало звук бегущей воды у соседей. Я включила радио. Темную комнату заполнил фортепьянный концерт ми-минор Моцарта. Он был слишком живой для того, чтобы под него спать, но я хотела шума. Причем такого, какой сама выбираю. То ли Моцарт, то ли я слишком устала, но я заснула снова. Если во сне что и видела, то не помню.

Мой сон прервал вопль будильника. Он вопил омерзительно громко, как автомобильная сигнализация. Я врезала ладонью по кнопке, и он милосердно заткнулся. Еле разлепив глаза, я посмотрела на циферблат. Девять утра. Проклятие, я забыла, что ставила будильник. У меня оставайтесь время одеться и сходить в церковь. Вставать мне не хотелось. В церковь идти тоже. Наверняка Бог меня один раз простит.

Конечно, сейчас мне была нужна любая помощь. Может быть, у меня даже будет откровение, и все встанет на свои места. Не надо смеяться, такое уже бывало. Божественная помощь – это не то, на что я рассчитываю, но бывает, что в церкви мне лучше думается.

Если мир полон вампиров и плохих парней, а освященный крест оказывается единственной преградой между тобой и смертью, на церковь начинаешь смотреть в ином свете.

Я вылезла из кровати и застонала. Зазвонил телефон. Сидя на краю кровати, я смотрела, как автоответчик принимает звонок.

– Анита, это сержант Сторр. Еще одно убийство вампира.

Я сняла трубку:

– Привет, Дольф.

– Отлично. Рад, что поймал тебя перед церковью.

– Еще один мертвый вампир?

– Угу.

– Такой же, как остальные?

– Похоже на то. Надо, чтобы ты пришла посмотреть.

Я кивнула, сообразила, что он этого не видит, и ответила:

– Ладно, когда?

– Прямо сейчас.

Я вздохнула. Вот тебе и сходила в церковь. Они не могут держать тело до полудня или позже ради меня, любимой.

– Скажи где. Погоди, я возьму ручку, которая пишет.

– Блокнот был у меня рядом с кроватью, но ручка, оказывается, сдохла. – Давай.

Место оказалось всего в квартале от “Цирка Проклятых”.

– Это на окраине Округа. Раньше убийства не случались так далеко от Приречья.

– Верно, – сказал он.

– Что еще нового в этом убийстве?

– Увидишь, когда приедешь.

Информативный ты мой.

– Отлично, буду через полчаса.

– До встречи.

Он повесил трубку.

– Доброе утро, Дольф, – сказала я в глухую трубку. Может быть, Дольф тоже не очень любит утра.

Руки уже заживали. Вчера я сняла пластыри, потому что они были покрыты козьей кровью. Царапины уже закрылись, поэтому я новых пластырей накладывать не стала.

Ножевую рану на руке закрывала толстая повязка. Да, на левой руке уже не остается места для новых ран. Укус на шее начинал превращаться в синяк и был похож на самый большой в мире засос. Если Зебровски его увидит, мне не жить. Я наложила на него пластырь, и стало похоже, будто я прикрываю укус вампира. Ну и черт с ним. Пусть люди пялятся, не их собачье дело.

Я надела красную тенниску, заправленную в джинсы. Кроссовки, наплечная кобура для пистолета – и я готова. В кобуре был кармашек для запасных патронов, и я сунула туда заправленные обоймы. Двадцать шесть пуль. Берегитесь, злодеи. По правде сказать, перестрелки кончаются еще на первых восьми патронах, но всегда бывает первый раз.

Еще я взяла с собой ярко-желтую ветровку. Это на всякий случай, чтобы народ не нервничал из-за пистолета. Я собираюсь работать с полицейскими, а они носят оружие открыто. Так почему мне нельзя? И к тому же я устала от игр. Пусть гады видят, что я вооружена и готова к бою.

На месте убийства всегда торчит уйма народу. Не зевак, которые пришли поглазеть – это понятно. В чужой смерти всегда есть что-то захватывающее. Но там всегда кишат полицейские, в основном в штатском, среди которых мелькают мундиры. Куча полиции на одно маленькое убийство. Здесь был даже фургон телевизионщиков со здоровенной спутниковой антенной, похожей на лучевое ружье из фантастического фильма сороковых годов. Скоро подъедут еще фургоны, за это можно ручаться. И. без того непонятно, как полиция так долго это держала про себя.