Тесс Герритсен - Ученик

— Не знаю, доктор О'Доннелл. Я не знаю характера ваших отношений с мистером Хойтом.

— Это была переписка. Никаких отношений не было.

— И все-таки вы писали ему. Четыре или пять раз.

— Я еще и ездила к нему. Интервью записано на видеопленку, можете взглянуть.

— Почему вы решили взять у него интервью?

— Ему есть что рассказать. У него есть чему поучиться всем нам.

— Например, тому, как кромсать женские тела? — Слова сорвались с губ, прежде чем Риццоли успела подумать. Ее горечь устала биться о броню равнодушия этой женщины.

Даже не дрогнув, О'Доннелл ответила:

— Как служитель закона вы видите лишь конечный результат: жестокость, насилие — ужасные преступления, которые являются естественным результатом пережитых этими людьми страданий.

— А что видите вы?

— То, что этому предшествовало. Историю их жизни.

— Сейчас вы станете убеждать меня в том, что во всем виновато тяжелое детство.

— А что вы знаете о детстве Уоррена?

Риццоли почувствовала, как у нее поднялось кровяное давление. У нее не было ни малейшего желания копаться в истоках навязчивых идей Хойта.

— Его жертвам было наплевать на его детство. Так же, как и мне.

— Но вы о нем знаете?

— Насколько мне известно, оно было абсолютно нормальным. Во всяком случае гораздо лучше, чем у многих других мужчин, которые не вспарывают женщинам животы.

— Нормальным. — Казалось, О'Доннелл находила это слово забавным. Она перевела взгляд на Дина, причем впервые за все время разговора. — Агент Дин, почему бы вам не поделиться с нами своим определением «нормального»?

В глазах обоих промелькнула враждебная искорка — эхо давних споров, так до конца и не разрешенных. Но, какие бы эмоции Дин сейчас ни испытывал, это ничуть не отразилось на его интонации. Совершенно спокойно он ответил:

— Детектив Риццоли задает вопросы. Я советую вам отвечать на них, доктор.

Риццоли удивило, что до сих пор он не взял бразды правления в свои руки. Дин всегда казался ей человеком, привыкшим контролировать любую ситуацию, а сегодня он явно уступил ей ведущую роль, а сам предпочел остаться наблюдателем.

Она позволила эмоциям внести некоторую сумятицу в разговор. Теперь пришло время продемонстрировать свою силу, а для этого нужно было взять себя в руки, действовать четко и методично.

— Когда вы начали переписываться? — продолжила она.

О'Доннелл ответила, причем весьма деловито:

— Примерно три месяца назад.

— А почему вы решили написать ему?

— Минуточку. — О'Доннелл усмехнулась. — У вас неверная информация. Не я была инициатором переписки.

— Вы хотите сказать, что это был Хойт?

— Да. Он первым написал мне. Сообщил, что много слышал о моих работах в области психологии насилия. Он знал, что я неоднократно выступала в суде в качестве свидетеля защиты.

— Он хотел нанять вас?

— Нет. Он знал, что его приговор не может быть изменен. Во всяком случае в обозримом будущем. Но он думал, что меня может заинтересовать его случай. Так оно и вышло.

— Почему?

— Вы хотите знать, почему он меня заинтересовал?

— Почему вы решили тратить время на переписку с таким, как Хойт?

— Он как раз тот человек, о котором мне интересно узнать как можно больше.

— Его обследовали десятки психиатров. У него нет никаких отклонений. Он абсолютно нормальный, если не считать того, что ему нравится убивать женщин. Связывать их, а потом вспарывать животы. Он заводится от того, что играет в хирурга. Правда, режет он своих жертв без наркоза. Чтобы они знали и видели, что он с ними делает.

— И вы называете его нормальным...

— Его нельзя назвать сумасшедшим. Он прекрасно сознавал, что делал, и ему это нравилось.

— Так вы полагаете, что он просто родился злодеем?

— Так бы я и выразилась, — сказала Риццоли.

О'Доннелл устремила на нее взгляд, который, казалось, проникал прямо в душу. Насколько глубоко она видела? Вдруг профессиональные навыки позволили ей заглянуть сквозь маску полицейского и увидеть скрывающуюся под ней искалеченную душу?

О'Доннелл вдруг резко поднялась.

— Почему бы вам не пройти в мой кабинет? — предложила она. — Вам нужно кое-что увидеть.

Риццоли и Дин последовали за ней по коридору; их шаги мягко утопали в винно-красной ковровой дорожке. Комната, в которую она их привела, резко контрастировала с богато декорированной гостиной. Офис О'Доннелл был сугубо деловым: белые стены, книжные полки со специализированной литературой, типовые металлические шкафы с картотекой. Риццоли подумала, что, входя в кабинет, сразу настраиваешься на рабочий лад. И казалось, для О'Доннелл это именно так и было. С мрачной решимостью во взгляде она подошла к своему столу, схватила лежавший на нем конверт с рентгеновскими снимками и поднесла его к проектору, смонтированному на стене. Вставив снимок, она включила аппарат.

Вспыхнул экран, и на нем появились контуры человеческого черепа.

— Фронтальный вид, — пояснила О'Доннелл. — Рабочий-строитель, белый мужчина, двадцать восемь лет. Он был законопослушным гражданином, внимательным и добрым мужем, любящим отцом своей шестилетней дочери. Потом на стройке получил черепно-мозговую травму. — Она посмотрела на своих гостей. — Агент Дин, вероятно, уже видит ее. А вы, детектив?

Риццоли подошла ближе к экрану. Ей не часто доводилось изучать рентгеновские снимки, и она по привычке видела лишь общую картину: свод черепа, полые отверстия глазниц, частокол зубов.

— Я поставлю боковой вид, — сказала О'Доннелл и вставила в аппарат второй снимок. — Теперь видите?

Второй снимок показывал череп в профиль. Риццоли увидела тончайшую паутину трещин, покрывавшую лобную часть черепа. Она ткнула в нее пальцем.

О'Доннелл кивнула.

— Он был без сознания, когда его привезли в операционную. Томография показала кровоизлияние с обширной субдюральной гематомой — скопление крови, — которая давила на фронтальные доли мозга. Хирургическим путем кровь откачали, и он пошел на поправку. Или, во всяком случае, так казалось. Он выписался из больницы и вскоре приступил к работе. Но он уже был другим. Все чаще он стал срываться на работе, и в конце концов его уволили. Он начал сексуально домогаться собственной дочери. Потом, после очередного скандала с женой, он так жестоко избил ее, что тело невозможно было узнать. Он бил ее и не мог остановиться. Даже после того, как выбил ей все зубы. И после того, как ее лицо превратилось в лохмотья кожи и фрагменты костей.

— Вы хотите сказать, что виновато во всем это? — произнесла Риццоли, указывая на трещины в черепе.

— Да.

— Да перестаньте.

— Взгляните на этот снимок, детектив. Видите, где прошла трещина? И вспомните, какой участок мозга находится прямо под ней. — Она обернулась и посмотрела на Дина.