Джей Брэндон - Когда бессилен закон

Я рассказал Лоис о замечании адвоката насчет возможности шантажа.

— Если она лжет, то, должно быть, побоится показываться в суде. Если же нам повезет с судьей, а она пропустит два предварительных слушанья, дело будет закрыто. Хотя я не очень рассчитываю на это. Может быть, нашему следователю удастся на что-то наткнуться.

— Я рада, что ты тоже думаешь об этом.

— Приходится прощупывать каждую возможную линию в надежде на то, что какая-нибудь да сработает.

— Одна из них должна сработать, Марк. Должна. Ты говоришь, что сделаешь для этого все, что потребуется, а я готова сделать все. Понимаешь? Вообще все. Но у меня нет такой власти. У меня нет соответствующего положения. А у тебя они есть...

Ее рука вытянулась в мою сторону, пальцы выгнулись и застыли, а жилы на руке напряглись до самого плеча.

— Если ты их не используешь, то я...

— Лоис! Не сходи с ума! Я тоже сделаю все, что будет нужно. Сделаю!

— Даже если ты считаешь его виновным?

— Лоис, прекрати этот разговор!

Плечи ее обвисли. Она откинула голову назад. На какое-то мгновение мне показалось, что с нею случился удар.

— Хорошо, — тихо сказала она. — Все! Чего бы это ни потребовало. Обещай мне.

— Я обещаю.

Лоис подняла голову и улыбнулась мне слабой улыбкой одобрения.

— Это все, что я хотела от тебя услышать.

Линда высказала это предположение еще раньше, даже прежде, чем я встретился в офисе Келера с Дэвидом наутро после его ареста.

— Ты, конечно, и сам думал о такой возможности. Может быть, все это имело политическую подоплеку.

— Да, но мне не показалось, что в этом мог быть какой-то смысл. Зачем наносить мне политический ущерб теперь, месяцы спустя после выборов и за несколько лет до следующих?

Я возглавлял окружную прокуратуру уже три с половиной месяца. Пытаться сейчас дискредитировать меня через Дэвида было просто бессмысленно.

— О чем ты говоришь, Линда? О чьей-то болезненной жажде мести? Использовании Дэвида против меня?

— Может быть, это было просто не вовремя сделано, — настаивала Линда.

Она увлеклась этой идеей, начала вышагивать перед моим столом и вдруг обернулась, чтобы сделать предположение:

— Может быть, истинные игроки не понимали значения того, что делают. Они не понимали, что сделать это следовало перед выборами. Они только сейчас набрались смелости.

— Линда...

— Такое вполне возможно, Марк. Ты теперь политик. Раньше ты никогда им не был. Теперь ты обязан мыслить иными категориями.

Сама она этого не делала. Линда не вошла в свою новую роль: она играла ту, к которой по-прежнему была привязана, — роль адвоката. Ее лицо помрачнело, когда я перечислил ей факты той версии случившегося, которую дал Дэвид. Линда смотрела в противоположный конец комнаты, не в силах поднять на меня глаза и стараясь поверить сказанному. Теперь же ее лицо снова было ясным, и она склонилась ко мне через стол, буравя меня глазами. Линда отыскала путь поверить Дэвиду.

— И что же дает нам эта теория? — спросил я у нее так, будто она пыталась убедить меня, но знала для этого способ и получше.

— Это позволяет нам действовать. Если она делала это ради денег, то, значит, она восприимчива к давлению. И к тому же здесь должна существовать связь, которую мы можем найти.

Линда остановилась, словно эта мысль увела ее в новом направлении, и на какое-то мгновение я тоже задумался о важности того, что она говорила. Только один человек мог иметь выгоду от осуществления плана, предполагаемого Линдой.

— А он выбирает специальных обвинителей, — сказала Линда, прочитав мои мысли. — Может быть, это не просто месть. Кто будет реабилитирован благодаря этому — не только аресту Дэвида, но и твоим неизбежным интригам для освобождения сына? Человек, который заявил, что ты вращался в среде коррумпированной администрации и потому, скорее всего, так же нечист на руку, как и бывший окружной прокурор. А это означает, что он наблюдал за тобой, ожидая, когда ты совершишь какой-нибудь неэтичный поступок.

Нет. Это было нелепо. Но Линда отыскала способ сделать историю Дэвида правдоподобной. Я прокрутил все это в голове, размышляя, прошло бы такое в суде или нет.

— Я скажу тебе и еще кое-что, о чем ты не подумал, — продолжила Линда.

Это проходило уже после моей пресс-конференции, где я объявил о своем намерении пригласить Хью для выбора специальных обвинителей. У Линды было новое возражение:

— Есть и другой путь, которым Хью Рейнолдс может обвинить тебя в мошенничестве. Назначить специальными обвинителями двух некомпетентных людей.

— А что бы это ему дало?..

— Каждому, по-видимому, известно, что ты заключил с ним сделку. И ты выглядел бы жульничающим и коррумпированным.

— Но тогда и он выглядел бы точно так же.

— А ему-то что? Он уже не у дел. Он никогда больше не будет баллотироваться на этот пост. Для него это последний хороший шанс дискредитировать человека, который вышиб его с работы.

Я буквально отмахнулся от сказанного Линдой. Но я сидел, размышляя над ее словами. Линда обладала оригинальной способностью подбрасывать какую-нибудь внешне смехотворную идею с таящимся в ней острым шипом, который прямо-таки впивался вам в мозг.

Она увидела, что я над этим задумался.

— Ты по-прежнему остаешься адвокатом, — сказал я. — Но Хью не станет делать такого. И что из того, если даже и сделает? Назначит обвинителями Эбота и Костелло? Это я смогу пережить.

Хью этого не сделал. В сравнении с его пресс-конференцией, которая состоялась двумя днями позже, моя стала выглядеть чем-то вроде любительского шоу. Каким-то образом его адвокатский офис имел более официальный и деловой вид, чем наш. За письменным столом Хью висел даже американский флаг. Можно было подумать, что Рейнолдс по-прежнему оставался окружным прокурором. Он ухитрился создать впечатление, будто находится в курсе всех дел.

В полдень эта пресс-конференция транслировалась по телевидению. Я сидел в своем кабинете и смотрел ее. За четыре года работы окружным прокурором Хью поседел и стал фунтов на двадцать тяжелее. Он произвел на меня впечатление Санта-Клауса, готовящегося к выходу.

Хью не стал особенно раздумывать, отлично понимая, что может лишиться горячего репортажа, если с этим затянет. В нескольких предложениях он обозначил, почему именно его призвали для осуществления этого выбора, давая понять, что произошло это скорее из-за его репутации честного человека, чем из-за нашего былого противостояния. Меня он чаще называл по имени, чем по званию, а о Дэвиде не сказал вовсе. Камера отъехала назад, как только Хью Рейнолдс объявил о своем выборе специальных обвинителей. Они сидели справа от знаков власти, за одним столом с Хью.