Эстер Верхуф - Рандеву

Мишель взглянул на меня.

— Слышишь?

Я кивнула.

Шоссе, по которому мы ехали, сбегало вниз по долине. Гектары виноградников, насколько хватало глаз. То тут, то там на вершине холма виднелся замок или загородный дом. Дождь кончился, но небо по-прежнему было затянуто тучами.

Пират скулил на заднем сиденье. Он явно не привык ездить в машине. Поскулив, пес перешел на жалобный вой.

— Наверное, ему надо пописать, — сказал Мишель.

В его голосе я услышала напряжение.

Чуть дальше была площадка для парковки. Я доехала до ее середины и выключила мотор.

Мишель вышел. Открыл заднюю дверь, позвал Пирата, и они отправились к лесу. Я видела, что он разговаривает с собакой.

Подняв уши, Пират искоса смотрел на него. Пушистый хвост, почти свернутый в колечко, задорно раскачивался над его спиной.

Поодаль от меня стояла машина с прицепом. Я видела женщину, которая на заднем сиденье переодевала ребенка. Она подала мужу белый пакетик, и тот пошел с ним к мусорному баку.

Похоже, Мишель с Пиратом от души забавлялись. Пес прыгал, будто нападая, а Мишель, уклоняясь, играл с ним. У меня это вызвало какое-то теплое чувство. Глядя на них, я поняла, что испытываю не только влечение к мужчине. Не только плотское желание.

Это было нечто большее.

Мы ехали километр за километром в молчании. Оно казалось невыносимым, болезненным, но я просто не знала, что сказать.

Все, что приходило в голову, представлялось мне тяжеловесным или наигранным, фальшивым. Нас разделял и языковый барьер, и от этого мне становилось еще тягостнее, потому что я не была уверена в том, поймет ли он, что я хочу сказать.

Я не знала слов, которые хотела сказать, на его языке. Меня тяготило то, что я сама создала эту ситуацию или, по крайней мере, позволила ей возникнуть. Безусловно, мне не на что и не на кого было перекладывать ответственность.

— Здесь надо съехать, — сказал Мишель.

Я направила машину за большим грузовиком и включила сигнал правого поворота. Не прошло и пяти минут, как мы уже ехали по дороге, ведущей к дому.

Почти дома.

Мой желудок сжался.

— Я хочу увидеть тебя еще, — эти слова прозвучали внезапно.

Я кивнула.

— Конечно. Ты у нас работаешь и будешь видеть меня каждый день.

— Ты понимаешь, о чем я говорю.

Еще пол километра.

Я в смятении остановила «вольво» у обочины и повернула ключ зажигания. Я говорила, не глядя на него.

— Мишель, у меня дети. Я их очень люблю. Я замужем. То, что случилось сегодня… То есть не случилось… Это…

Он повернулся ко мне и быстрее, чем я смогла отреагировать, положил руку мне на шею. И сразу крепко поцеловал в губы.

— Я хочу увидеть тебя еще, — повторил он и отпустил меня.

Я на мгновение закрыла глаза, чтобы немного успокоиться, прежде чем заведу мотор.

Воспитание и развитие «внешнего человека» [25] «Внешний человек» и «внутренний человек» — библейские определения из посланий апостола Павла (2 Кор., 4,16). — процесс непрерывный. Особенно это важно во избежание его выпадения из социума.

Такие виды искусства, как, например, литература, должны были бы утолить голод «внутреннего человека», но после чтения становится ясно, что двух идентичных «внутренних людей» не существует, и от этого у меня крепнет чувство, что каждый человек в своей глубинной сущности является единственным, а видимость того, что это не так, основана на внешнем сходстве и поверхностных представлениях о личности.

Клеточки и полочки, каталожные ящики, свойства личности. Цвет кожи, пол, прическа, работа, наличие детей или их отсутствие, возраст, музыкальные пристрастия, социальное положение, вероисповедание — в любом порядке.

Сие должно было бы означать, что почти все формы связи между людьми базируются на чем-то внешнем. Печально, но, может быть, так безопаснее.

Это успокаивает.

Чувство вины.

Ужасное чувство вины.

Эрик ничего не заподозрил.

Я не была дома семь-восемь часов, а кажется, что семь-восемь месяцев.

Мишель сразу отправился к Петеру, а потом исчез где-то в левом крыле дома. Петер и Брюно забрали все из машины и рассортировали. После короткого перерыва бригада продолжила работу.

Мои дети встретили Пирата с энтузиазмом, а попросту говоря, тут же затискали. Изабелла уткнулась личиком в его густую мягкую шерсть. Она сияла. Бастиан сказал, что такой пес — это круто.

Эрик поморщился. Я объяснила ему все так: мы встретили в Аркашоне знакомую Мишеля с собакой, и Пират мне сразу понравился. Остальное я рассказала правдиво, хотя кое-что немножко преувеличила.

— Ну что я могла сделать? — спросила я. — Она хотела отвести пса в приют. А там его, наверное, усыпили бы.

— По-моему, это неразумно, — в голосе Эрика слышалась интонация, которая обычно появлялась у него, когда Изабелла или Бастиан вели себя плохо. — Мы ужасно заняты. Ты могла бы подождать, пока закончится реконструкция. Такие вопросы люди решают сообща, а ты загоняешь меня в угол.

— Подумай немножко не только о себе, — ответила я необычно резко, показывая ему на детей. — Мы тащим их за собой в другую страну, отрываем от друзей, от родных, от всего, что им знакомо, чтобы здесь они начали все сначала, спали в прицепе и сидели на уроках в школе, где они никого не понимают и их никто не понимает. А ведь они нас с тобой об этом не просили.

Муж молчал. Я продолжила свой монолог, уже мягче:

— Ты же знаешь, как они всегда хотели собаку. Да ты посмотри на них, Эрик.

И то сказать: дети и Пират прекрасно смотрелись вместе, их можно было снимать для телевизионной рекламы. Пес вел себя так, будто жил здесь всегда. Он бегал кругами вместе с Изабеллой и Бастианом, давал себя ласкать, пытался приносить обратно палку, которую наш сын бросал перед собой. Было совершенно ясно, что дети безумно рады собаке, своему новому домашнему любимцу, и Эрик дал себя уговорить — что, собственно, и требовалось.

Между прочим, все шло своим чередом, как будто ничего и не произошло. Я не краснела и не пылала от переживаний прошедшего дня. Гнетущее чувство вины, час назад обуревавшее меня, куда-то делось.

Около восьми строители разъехались по домам, а перед этим они, один за другим, жали мне руку на площадке у лестницы. Мишель подошел последним. Я постаралась не встречаться с ним взглядом. Незаметно для других он провел средним пальцем по моей ладони, как бы поддразнивая, но, к счастью, этим и ограничился, а я почувствовала, что мое тело вот-вот перестанет быть моим. Раньше, еще в школьные годы, я легко краснела. Потом это прошло, но я все еще помнила свое состояние перед тем, как вспыхнуть, и оно с тех пор не изменилось.

Я ушла в дом готовить ужин. По привычке сначала поставила греться воду в кастрюле и принялась чистить картошку. Эрик вошел на кухню и откупорил бутылку вина. Наполнил два бокала и оперся о столик, стоящий возле плитки. Один бокал протянул мне. «Сейчас что-то скажет, — подумала я. — Он поджидал подходящего момента. Все спокойно, рабочие уехали, дети смотрят телевизор. Он начнет разговор обо всем, что заподозрил. А может быть, не только заподозрил, но и почувствовал, почуял».