Френки Роуз - Зима

— Эвери? — Она бросает смущенный взгляд на… на подругу? Женщине около тридцати — слишком молода, чтобы быть одной из маминых подруг-адвокатов. Ее темно-каштановые волосы уложены в французскую косу и мягко струятся по плечам. Она одета в футболку с Led Zeppelin, очевидно фирменную. Я моментально проникаюсь к ней неприязнью. Люди, которые покупают ретрофутболки с рок-идолами, чтобы казаться крутыми, обычно ими не являются. За те пару секунд, что мама ловит ртом воздух и не знает что сказать, я сканирую состояние незнакомки (оживленное) и собственно мамы (в ужасе).

— Что ты здесь делаешь? Ты не получила мой имейл? — шипит она. Она слегка разворачивается, чтобы не было видно, как она держит ту женщину за руку.

— Какой имейл? — Может, она послала мне имейл, в котором объяснила, что здесь сейчас происходит. Я морщу лоб, пытаясь припомнить. На ум приходит только одно объяснение, но оно слишком странное.

— По поводу денег. Рождество, — говорит она сквозь зубы.

— Рождество? — Моему мозгу требуется немного времени, чтобы понять, о чем она говорит. И тут я понимаю. Если она присылает мне деньги, это автоматически означает, что она будет вне зоны доступа, и мы не можем видеться, пока она сама не найдет для этого весомый повод.

Казалось, это невозможно — заставить меня чувствовать себя еще хуже, чем в последние двадцать четыре часа, но ей это удается. Я полном дерьме.

— Мам, Мэгги Брайт была в кампусе. Она… — Я перевожу взгляд на женщину, неуверенная, стоит ли рассказывать о том, что произошло перед ней. Брюнетка таращит глаза так будто у меня три головы. Переводит изумленный пристальный взгляд с меня на маму, которая приняла свой фирменный угрюмый вид. Кроме того, она выглядит даже более безумной, чем обычно.

— Мам? — переспрашивает женщина, поднимая бровь.

— Я собиралась рассказать тебе, — говорит она уверенно. Это голос адвоката — тот, который она использует, чтобы бесстрастно представлять сухие, неопровержимые факты.

— Понятно.

— Мы поговорим об этом позже. Почему бы тебе не отправиться по делам? Встретимся за обедом. — Со мной мама использовала этот прием сотни раз, но брюнетка, видимо, к такому не привыкла. Она разжимает мамину руку и протягивает мне ладонь.

— Я Брит. Приятно познакомиться… Эвери, правильно?

Я пожимаю ее руку и киваю.

— Эвери.

Брит дарит мне теплую улыбку и удаляется вверх по улице, через плечо бросая на маму взгляд, полный негодования.

— Какого черта? — Мама хватает меня за руку и тянет на лестницу, выискивая ключи в пальто, перекинутом через руку.

— То же самое хочу спросить у тебя! — кричу я. — Брит, мама? Брит? Ты что, теперь лесбиянка? — Она осторожно смотрит по сторонам, открывает дверь и толкает меня внутрь.

— Да, я теперь лесбиянка. Я лесбиянка последние три года.

— Что? — Я изгибаю бровь и усиленно моргаю, пытаясь придать хоть какой-то смысл ее словам. Безрезультатно.

— Именно поэтому я ничего тебе не говорила, — заявляет она. Она опускает глаза на мои ботинки. — Снимай обувь. Мне только натерли воском пол.

Я со злостью снимаю ботинки и швыряю их на пол со всей силой, на которую способна.

— Что ты имеешь в виду под «Именно поэтому я ничего тебе не говорила»?

Уголки ее губ опускаются, придавая лицу еще более серьезное выражение.

— Я знала, что ты будешь осуждать меня.

— Осуждать тебя? Какого черта, мама? Думаешь, я какой-то там гомофоб?

— Это отвратительное слово. — Я отмечаю, что она не протестует. Качаю головой, полностью сбитая с толку. С какого перепуга она взяла, что я буду ее осуждать за связь с женщиной? Пытаюсь прокрутить в голове наши разговоры об отношениях полов и ту мою фразу, которая могла натолкнуть ее на подобные мысли.

— Я не гомофоб! Поверить не могу, что ты так обо мне думаешь!

— Отлично, тогда что это было за выражение лица? — парирует она. И идет на кухню, в полной растерянности я следую за ней.

— Выражение лица? Ты имеешь в виду растерянность? Может, потому что ты только что заявила о своей нетрадиционной ориентации, которую сменила три года назад, не сказав мне ни слова, ты об этом?

— Не будь ребенком, Эвери. — Она отворачивается от меня и закатывает рукава на локтях, словно готовясь к схватке. Еще более ожесточенной схватке. — Просто скажи, что от тебя хотела Мэгги Брайт. Уже десять, я не могу опоздать, а на дорогах адские пробки.

— О, прости, я бы не хотела, чтобы ты пропустила встречу из-за своей дочери-истерички. Не волнуйся, буквально пару слов. Каждый в Колумбийском знает о папе. И о том, что я врала. Повсюду висят плакаты с моей фотографией и настоящим именем. Они называют меня…

— Эвери, прекрати! — На лице мамы ее обычное выражение. Отрицание. Она наклоняется над столешницей кухонного острова за двадцать тысяч долларов и кричит: — Это так предсказуемо!

— Извини, мама. В этом нет моей вины. — Я не тешу себя иллюзиями, что она расстроена из-за меня. Она, несомненно, напугана тем, что люди могут узнать, что она связана со мной. — Как долго ты встречаешься с Брит? — бормочу я, внезапно желая знать.

— Девять месяцев, — ворчит она.

Истерический смех уже готов вырваться из моего горла, но я сдерживаюсь. Мама замечает это и спрашивает:

— Почему ты интересуешься?

— И ты всего лишь «собиралась рассказать» ей о том, что у тебя есть дочь? Она ни за что не простит тебя.

— Не твое дело, Эвери. — Она отклоняется назад и проводит руками по идеальному «конскому хвосту», волосок к волоску. — Что мне предпринять по поводу Мэгги?

— Я не знаю.

— Я могу добиться разрешения на запретительный ордер, но это займет время.

— Люк уже предложил заняться этим, если потребуется, но я сомневаюсь в том, что оно того стоит.

На мамином лице отражается недоверие.

— Люк Рид?

— Ага.

Она в ужасе. Хотя, скорее это отвращение.

— Ты виделась с ним? Когда? Зачем?

Ее реакция слишком неожиданная.

— Он помогает мне. Мы всегда на связи. А в чем, собственно…

Она пересекает кухню и, тыкая указательным пальцем мне в грудь, произносит:

— Ты больше не будешь встречаться с ним, поняла меня? Я не хочу, чтобы ты и близко подходила к этому парню! — Она подходит к буфету и тянет открытый ящик, доставая металлический ключ. Но не дает мне его в руки, а кладет на мраморную поверхность стола, слегка обиженно глядя на него.

— Я думаю, ты можешь остаться здесь на ночь сегодня. А я разберусь со всем в Колумбийском.

Я настолько ошеломлена ее вспышкой насчет Люка, что не могу вымолвить ни слова. Я знаю маму достаточно хорошо и понимаю, что она разберется со всем немедленно. Не откладывая в долгий ящик. Если, конечно же, это не касается вопроса о том, чтобы сообщить собственной дочери или подруге о существовании другой.