Ирса Сигурдардоттир - Расплата

– А у тебя детей нет? – поинтересовалась Фанни, отпивая кофе из чашки «Ройял Копенгаген». Фрейя могла бы поклясться, что жест она затянула нарочно, чтобы продемонстрировать фирменную печать на основании чашки.

– Нет. Я живу одна. В данный момент. – Она коротко улыбнулась, придумывая, как бы увести разговор от темы ее личной жизни.

– Вообще-то, так оно даже лучше. Это я к тому, что не придется проверять ни твоего мужа, ни бойфренда. – Фанни элегантно поставила чашку на красивое блюдечко. – У тебя всё в порядке, а поскольку ты дипломированный детский психолог, то, надо понимать, и с детьми у тебя проблем быть не должно. По крайней мере я на это надеюсь. А поскольку у тебя и бойфренда нет, то рисковать я буду только с одним человеком, а не с двумя. Должна сказать, для меня это большое облегчение. На душе теперь гораздо спокойнее. В смысле теперь, когда мы познакомились.

Фрейя смущенно улыбнулась. Она так и не поняла, о чем говорит эта женщина, тем более что мысли то и дело переключались на расследование, в которое втянул ее Хюльдар.

– Да, верно. Спасибо, – ответила она туманно.

– Бальдур уверил меня, что ваша квартира подходит для ребенка. На него можно положиться, или мне нужно прийти и проинспектировать ее самой?

– О… думаю, вы можете поверить ему на слово. – Фрейя и подумать не могла о том, чтобы впускать Фанни в свое жилище. В сравнении с этими апартаментами квартира Бальдура напоминала благотворительный магазин. Однако заданный Фанни вопрос озадачил ее, хотя женщина вроде бы удовлетворилась ответом и отложила визит или, скорее, инспекцию.

– Извините, не уверена, что поняла… Зачем вам проверять мою квартиру?

Фанни удивленно посмотрела на нее.

– Вы же не предполагали, что сможете оставаться здесь?

Сидевшая на полу малышка Сага добросовестно следила за ходом дискуссии, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону в зависимости от того, кто говорил, и напоминая в этом отношении зрителя на теннисном матче. Теперь она вдруг нахмурила брови, что придало ей вид еще более сердитый. Не понимая, о чем идет речь, девочка улавливала тончайшие вибрации голосов и инстинктивно чувствовала: происходит что-то интересное.

– Нет, мне и в голову не приходило, что я останусь здесь. Но, должна признаться, я не вполне тебя поняла.

– Неужели? – Фанни подхватила девочку и усадила себе на колено. Полное отсутствие какого-либо сходства между матерью и дочерью поразило Фрейю. Посторонний человек мог бы принять ребенка за подкидыша. – Я имею в виду отцовские уик-энды, которые ты обещала взять на себя, пока Бальдур… ну, знаешь… – Она накрыла ладонями ушки девочки и прошептала: – В тюрьме. – Потом, убрав руки, добавила: – Мне понадобится по меньшей мере каждый второй уик-энд. Не знаю, говорил ли тебе Бальдур, но после Рождества я записалась на курсы. И это помимо работы. Все оказалось труднее, чем предполагалось, и мне очень помогло бы, если б я получила несколько свободных дней в месяц, чтобы полностью посвятить их курсовой работе. – Она прижала к себе Сагу. – Но оставаться с ней на ночь ты не будешь. Только в дневное время, пока я работаю.

Каким-то чудом Фрейе удалось не выдать своих чувств. Бальдур решил проблему за ее счет, даже не посоветовавшись предварительно. А чему тут удивляться?

– Да, конечно. Извини, я не подумала. – Конечно, брат знал ее лучше, чем она сама. И, конечно, Фрейя не могла отрицать, что давала всякого рода обещания, потому что в противном случае ей почти наверняка указали бы на дверь. И вот теперь за той самой дверью будет ее маленькая, вечно хмурая племянница, которую она не увидит до освобождения Бальдура…

Да и что такого важного она делает каждый второй уик-энд, что важнее вот этого? И даже если Бальдур начнет с чистого листа, жизнь у бедняжки не станет такой уж сладкой, ведь расти ей придется с родителем-уголовником. В его отсутствие Фрейе придется представлять отцовскую сторону семьи. Она не колебалась – только выдаст по первое число брату, без зазрения совести и предупреждения свалившего на нее родительские обязанности.

– У нее ведь нет аллергии на собак?

– Нет, аллергии нет. А у тебя собака? – с ноткой сомнения спросила Фанни. – Большая?

– Не такая уж и большая. – Если иметь в виду, что и слоны, в общем-то, не такие уж большие. – Разумеется, я буду держать ее подальше от Саги. – А если с этим возникнут трудности, Молли придется сдавать по выходным в гостиницу для собак. – Ты уверена, что это хороший вариант? Сага не стеснительная? Похоже, я не очень-то ей нравлюсь. – Может быть, малышка так гримасничает из-за того, что не доверяет незнакомке… Провести весь день с плачущим ребенком – это кошмар. Может быть, в естественных условиях малышка улыбается и смеется…

– Ты ей не нравишься? Да она в восторге от тебя! – Фанни наклонилась, посмотрела на дочку и перевела взгляд на Фрейю. – Неужели не видишь?

Наткнувшись на хмурый взгляд племянницы, Фрейя улыбнулась. Сошедшиеся у переносицы брови не дрогнули. Вызов в чистом виде. И тогда Фрейя сказала себе, что гадом будет, но добьется улыбки от этого ребенка.

В конце концов Бальдур отделался сравнительно легко: порку заменил обычный нагоняй. Фрейя оставила ему сообщение с просьбой перезвонить, а потом, торопясь домой к условленному времени, нарушила скоростной режим. Дома она первым делом поставила телефон на зарядку и, хлопнувшись на софу, почувствовала, как из нее истекают злость и негодование. Когда брат наконец позвонил, Фрейя честно попыталась устроить ему головомойку, но он постоянно перебивал ее вопросами о дочери, и в какой-то момент она обнаружила, что сил ругаться уже не осталось. Вместо этого принялась описывать малышку Сагу и даже поймала себя на том, что расхваливает ее, причем вполне искренне.

Вопросы у Бальдура быстро кончились, выдав тот факт, что о детях он имеет весьма отдаленное представление. Исчерпав одну тему, брат переключился на другую.

– Послушай, я тут поговорил с парнем, сидевшим с Йоуном в одной камере…

– Да? – К этому времени Фрейя успела основательно погрузиться в продавленный матрас видавшей виды софы, но, услышав имя педофила, подалась вперед и села повыше.

– Расспросил обо всем, что только можно, и что, наверное, будет интересно тебе. По его словам, Йоун был очень осторожен, не откровенничал, будто опасался, что их могут услышать, или подозревал, что в камере установлены «жучки». Вообще-то для таких, как он, в этом нет ничего странного. Эти типы изо всех сил стараются показать, что они нормальные, и поэтому постоянно начеку. Ты, наверное, и сама знаешь, что свои извращения они считают чем-то естественным и не понимают, почему другие с ними не согласны.