Ирса Сигурдардоттир - Расплата

Закончив разговор, Хюльдар задумчиво постучал трубкой себе по лбу. А не позвонить ли адвокату, некоему Сигюрвину Хельгасону? Разумеется, адвокат не обязан отвечать на вопросы конфиденциального характера, но почему бы не попробовать? Полиция топталась на месте, но ведь должен же был Йоунссон разговаривать с кем-то после освобождения…

Хюльдар уже убедил себя набрать номер адвоката, но тут зазвонил его мобильный.

На экране появился номер Фрейи. Хюльдар сидел, уставившись на него, а рингтон звучал все громче и требовательнее, пока коллеги за другими столами не стали поворачиваться в его сторону, и ему ничего уже не оставалось, как ответить. Мысли заметались в поисках простого и ясного объяснения случившегося. Он хотел сказать, что, конечно, с удовольствием переспал бы с ней, но, принимая во внимание прошлый опыт, решил подождать, пока она протрезвеет, – причем сказать это, не употребляя таких выражений, как «переспать», «прошлый опыт» и «протрезвеет». Тем более что коллеги уже навострили уши.

– Привет! – сказал Хюльдар абсолютно неуместным бодрым тоном, каким начинают разговор агенты страховых компаний. – Спасибо за вчерашний вечер. – Ничего лучшего на ум так и не пришло.

– Да… э… и тебе спасибо, – ответила Фрейя после секундной паузы. Ответила несколько смущенно, что только усугубило и без того неловкую ситуацию. Нелегко разговаривать, когда в замешательстве один, но когда те же трудности испытывает и второй, положение становится безнадежным. В данном случае его опасения оказались беспочвенными, поскольку Фрейя быстро овладела собой. – Вообще-то, я звоню по другому поводу. Хотела рассказать, как побывала в отделении в Хлеммуре. Там была Дагмар, мать Ваки. Подумала, что тебе будет интересно узнать, что там случилось.

– Да, конечно. Конечно. – Хюльдар едва не засмеялся, словно только что избежал необходимости идти по минному полю их то ли отношений, то ли неотношений. Какая жалость, что люди оказались единственными животными, которым приходится переживать из-за таких вещей… – Так в чем дело?

– Ее не известили, что Йоунссон вышел из тюрьмы, вот она и психанула. Та же реакция, что и у Трёстюра. Потом пришел ее бывший и тоже не обрадовался такой новости. Ты знал, что они в разводе?

– Нет. Я вообще ничего о них не знал.

– Вот и я не знала, хотя и просидела с ней какое-то время. Поняла только, что нрав у нее тот еще. Да и у него тоже.

– Как они узнали, что его выпустили? – Исландия – страна маленькая, но Хюльдар не мог представить, что друг или коллега снимает трубку и, сгорая от нетерпения, сообщает им последнюю новость.

– Дагмар сама его увидела. И отгадай где?

– Где? – Как он мог отгадать? Подобного рода нелепые вопросы задавали ему племянницы: «Угадай, как зовут нашего учителя? Угадай, что я нашла на дороге? Угадай, о чем я сейчас думаю?»

– Возле бухгалтерской фирмы. Той самой, где убили того бедолагу.

– И когда это случилось?

– Сегодня утром. По крайней мере, так уверяла Дагмар. Но точное время не назвала.

– Послушай, мне надо поговорить с тобой, но немного позже. Я позвоню. – Хюльдар дал отбой и поспешил к Эртле. Если Дагмар ничего не причудилось, тот, кого они искали, был жив и здоров.

– Я уже извинилась и согласна с вами в том, что система безнадежно отстала. Не уверена, что смогу выразиться яснее, если повторю это еще и еще раз. Вы поможете, если ответите на вопросы, с которыми мы пришли к вам. Чем раньше вы это сделаете, тем скорее избавитесь от нас.

Речь эту Эртла произнесла без остановки, на одном дыхании. Едва впустив их, Дагмар снова и снова возвращала разговор к жалобам на то, как безобразно власти относятся к жертвам, когда преступники выходят из тюрьмы. Пытаясь успокоить ее, Эртла соглашалась с каждым ее словом, но этого было недостаточно.

Они сидели в гостиной, несомненно, представляющей собой последнее слово современного дизайна; здесь во всем – стенах, мебели, вазах, подушках, ковриках и даже картинах – доминировали различные оттенки серого. Каждый раз, когда Хюльдар отводил глаза от двух женщин, он чувствовал себя так, словно оказался в черно-белом мире. В целом это цветовое решение вызывало депрессию и прекрасно сочеталось с льющейся из невидимых динамиков классической музыкой – предположительно подборкой, под названием «Слезовыжималка для похорон». Что удивило, так это полное отсутствие фотографий Ваки. Хюльдар ожидал увидеть их на каждой стене, на каждой полке. Может быть, Дагмар посчитала, что ей будет легче перенести горе без напоминания о дочери каждый раз, когда она садилась на серую софу посмотреть по телевизору черно-белый фильм?

– Извините. Извините. – Дагмар закрыла лицо ладонями. Сейчас, когда возбуждение сменилось усталостью, она никак не походила на ту женщину, какой ее описала Фрейя. Привлекательная, в хороший день, возможно, даже красивая, с необычайно поразительными чертами: высокими скулами и большими глазами под темными ресницами. Единственным изъяном был рот; она могла бы быть моделью, если б не тонкие бесцветные губы, неспособные, казалось, улыбаться. И неудивительно. Хюльдара поразили ее глаза: пустые, безжизненные, словно душа за ними давно умерла. – Я понимаю, это не ваша вина. И обычно я не такая. Обычно меня ничем не пронять. Все потеряло смысл.

Последняя фраза заставила Хюльдара насторожиться. Похоже, дело сдвинулось.

– Это неважно.

Дагмар сухо, безрадостно усмехнулась, но не улыбнулась. Ее губы даже не дрогнули.

– Хотела уехать в Америку. Да, знаю, звучит нелепо. Я и английский не очень хорошо знаю, и у меня никого там нет. Но американцы, по крайней мере, держат таких мерзких тварей за решеткой. – Она отвернулась, уставившись невидящими глазами в серую стену. – Какая несправедливость…

– Вы не могли бы рассказать нам о вашей сегодняшней встрече с Йоунссоном?

Дагмар устало посмотрела на них.

– Зачем? Как я уже сказала той женщине, психологу, какое это имеет значение? – Она помолчала и, не дожидаясь их ответа, продолжила: – Это случилось на Боргартун, примерно в половине десятого. У меня там салон-парикмахерская, и мы открываемся в десять. Он слонялся возле одного из тех стеклянных зданий, в котором помещается бухгалтерская фирма. Был в анораке и джинсах. Изменился не очень, разве что волосы поредели. И, конечно, постарел. Но, странное дело, выглядел ничуть не хуже, чем во время суда. Как будто тюрьма пошла ему на пользу. Вы можете в это поверить?

– Он вас видел?

– Нет, не думаю. – Дагмар снова отвернулась. – Забавно… Мы с Орри приходили туда каждый день. Чувствовали, что обязаны услышать все, каждое слово. Я смотрела на него, не отрываясь, представляя, как порвала бы его на куски, будь у меня такая возможность. Да, думать так нехорошо, но тогда эти мысли позволяли мне держаться. – Она снова рассмеялась, холодно и бесстрастно, и покачала головой. – И вот я встречаю его – и что делаю? Убегаю. Наверное, поэтому и сорвалась в полицейском участке. Злилась на себя. Мне нужно было выплеснуть эту злость, обвинить кого-то другого…