Родриго Кортес - Садовник

Он приблизил глаза к гробнице, и сердце его зашлось и ухнуло куда-то вниз…

Гробница была пуста.

Сначала падре Франсиско попытался убедить себя, что это сон. Он быстро ущипнул себя за руку, но уже и так понял, что все происходит наяву.

— Бог мой! За что?! — жалобно — даже не взмолился — заскулил он.

Он уже знал: ему предстоят крупные неприятности. Учитывая общественное положение семьи Эсперанса, очень крупные.

Падре шумно вздохнул. Если это грабители, тело сеньоры Долорес наверняка еще здесь, и его можно вернуть обратно и тихо, еще до начала утренней службы, все восстановить…

Он кинулся обыскивать склеп, но внезапно споткнулся, рухнул на пол и замер. Прямо под его ладонями прощупывались крупные колотые куски мрамора.

«Крышка! — понял он. — Вдребезги. Господи! За что?!»

Падре Франсиско вскочил и, поскуливая от ужаса, обежал склеп. Заглянул за каждую усыпальницу, обошел кругом статую Пречистой Девы Марии, судорожно обыскал пространство за высокими каменными вазами — пусто!

— Не может быть! — пробормотал он и уже тщательнее, заставляя себя обращать внимание на каждую деталь, осмотрел склеп еще раз.

Тела покойной сеньоры Долорес не было.

Падре снова заглянул в гробницу, ощупал ее рукой изнутри, с непонятной даже ему самому надеждой потрогал снаружи и, скрипнув зубами, выскочил из усыпальницы. Обежал все склепы, осмотрел каждый лавровый куст, побежал вдоль ограды и здесь как споткнулся. Один из увенчанных копьевидным наконечником прутьев был выломан.

Падре Франсиско бросился к проему в ограде и тут же увидел на ветке шиповника тоненькую черную ленточку. Схватил ее, потер между пальцами… все-таки понюхал и, ощутив еле уловимый запах гнилых цветов, сел на землю и заплакал. Прямо за оградой, метрах в тридцати, простиралась огромная каштановая роща — там даже табун лошадей не найти, не то что маленькую, хрупкую покойную сеньору.

«Господи! Как же я им скажу?!»

Себастьян тянул свою ношу сколько мог, но, когда спустился со склона к мосту через реку, понял, что пора остановиться. Небо уже стало голубым, а вершины далеких гор были ярко освещены стремительно поднимающимся из-за горизонта светилом.

Там впереди, за дорогой, и справа и слева от моста простирались голые, покрытые редкой травой сопки, — ни спрятаться, ни укрыться, а пройдет не более часа, и по ведущей в Сарагосу дороге потянутся караваны подвод и редкие, но крайне шустрые автомобили крупного городского начальства.

Себастьян сжал жерди как можно крепче и на нетвердых, подгибающихся ногах побрел вместе с волокушами вниз, под мост. Съехал по осыпи, в последний миг удержался, чтобы не покатиться вниз на торчащие из бурлящей воды камни, и из последних сил затащил тело сеньоры Эсперанса под упирающийся в берег пролет моста. И тут же солнце вырвалось из-за темно-синей горы.

Себастьян зажмурился, отвернулся и внезапно заметил на щеках и скулах сеньоры Долорес крупные капли пота. Он наклонился над морщинистым желтым лицом и осторожно коснулся одной из капель пальцем. Та оказалась холодной как лед. Попробовал — несоленая.

Нечто подобное он видел, когда отец выносил из грота бутылки с выгнанным на латунном дистилляторе и уже охлажденным винным спиртом. Сначала бутыли стояли как ни в чем не бывало, затем начинали покрываться испариной, затем по их гладким бокам начинали течь струйки, и в конце концов около бутылок образовывалась целая лужа.

Себастьян нахмурился; он совсем не был уверен, что сеньора Долорес не начнет потеть так же сильно и что это не испортит ее тело. Кроме того, он гораздо сильнее начал чувствовать исходящий от нее запах, а главное, его почуяли мухи, и возле сеньоры уже крутились две большие зеленые красавицы.

Себастьян выполз из своего укрытия, подошел к склонившемуся над рекой орешнику и отломал самую пышную ветку, какую нашел. Подумал, что сеньору Долорес лучше будет укрыть целиком, и сломал еще четыре ветки, нырнул под мост, отогнал от сеньоры мух и тщательно укрыл ее тело ветками. Сел рядом, подтянул колени к груди и замер. Он очень устал.

Когда взмокший, задыхающийся падре Франсиско прибежал к дому алькальда сеньора Рауля Рохо, солнце уже вышло из-за гор. Не обращая внимания на приличия, падре промчался по мощенной тесаным камнем дорожке к высокой резной двери и что было сил заколотил в нее кулаками.

Никто не открывал.

Он ударил в дверь еще раз и еще, развернулся и начал бить в нее ногой, и только потом вспомнил, что есть же звонок, и рванул за витой шнур.

Дверь дрогнула, падре отскочил в сторону, дождался, когда ее откроют, и, отбросив дворецкого в сторону, ворвался в полутемную переднюю.

— Где… сеньор Рохо?..

— Спит… — удивленно ответил дворецкий.

— Буди, ради всего святого, что у тебя еще осталось… — выдавил падре, прошел в гостиную и рухнул в кресло у камина.

Когда сеньор Рохо услышал эту странную весть, он решил, что падре свихнулся. Он еще раз переспросил, уверен ли падре Франсиско в том, что тела сеньоры Долорес Эсперанса в склепе нет, но когда услышал эти подробности об оставленном в двери ключе, вдребезги разбитой тяжелой мраморной крышке и выломанном пруте ограды, о найденном в кустах шиповника тоненьком черном лоскутке, — по спине алькальда пробежал мертвящий холодок.

— Черт побери! — растерянно пробормотал он и упал в кресло рядом с падре. — Только этого мне не хватало!

— Ради всего святого! — взмолился падре. — Зачем же такие слова?

— Извините, ваше преподобие…

Алькальд взглянул на календарь. Было 9 апреля 1931 года, и это означало, что до муниципальных выборов осталось ровно три дня.

Кто, как не алькальд, знал, какое влияние в городе имеет семья полковника Эсперанса, и кто, как не алькальд, мог представить, какими неприятностями грозит происшедшее и падре Франсиско, и начальнику полиции, но главное — лично ему, алькальду. Потому что, если тело не будет найдено и возвращено в семейную усыпальницу, а преступники наказаны, причем в кратчайшие сроки, можно забыть не только об этих выборах, но и вообще о собственной политической карьере.

Надо было действовать — энергично и с толком.

Сеньор Рохо спешно отправил дворецкого поднимать на ноги начальника полиции, а сам послал Паблито за одеждой на второй этаж и, не стесняясь присутствия духовного лица и не прекращая выяснять обстоятельства дела, начал одеваться. Обстоятельства выяснялись пренеприятные.

Во-первых, кто бы ни были неведомые налетчики, они имели доступ к ключам от склепа — либо в храме, либо в доме Эсперанса. И то и другое пахло скандалом.

А во-вторых, это определенно не были грабители могил, коих в последнее время благодаря так называемым археологам, а проще сказать, безбожникам, развелось чересчур много. Впрочем, даже если бы склеп посетили грабители, это вызвало бы небывалый скандал. Но исчезло тело!