Андерс Рослунд - Именинница

— Доброе утро.

Комиссар поставил чашку на стол Вильсона и сел на стул для посетителей.

— Доброе утро, Эверт. Что так рано? Или ночевал в отделении?

— Это как посмотреть.

— То есть?

— Выходил отсюда и снова возвращался несколько раз за ночь.

— Вот как? И что же такого случилось?

— Нас взломали.

— То есть?

— Взломали отделение полиции.

— Прости, не понял.

— Во-первых, секретный архив в подвале. Ну, и наш отдел… твой кабинет, если точнее.

— О чем ты?

Гренс подошел к сейфу в углу — такому же огромному и неуклюжему, как и сам комиссар, разве на пару сотен килограммов тяжелее.

— Вот это.

Если до сих пор Вильсон не притрагивался к кофе, то теперь осушил одним глотком всю чашку. Как будто хотел тем самым пробудиться наверняка.

— В который раз повторяю тебе, Эверт, что не понимаю, о чем ты говоришь.

В коридоре послышались голоса, затопало множество ног. Гренс поплотней прикрыл дверь, прислушался и только после этого вернулся к сейфу.

— Чуть позже я все объясню, но тебя точно взломали, Вильсон. Кто-то открывал сейф, и сделал это не без твоего, бывшего куратора внештатных полицейских осведомителей, участия. Более того, кто-то из наших с тобой коллег похитил твои секретные бумаги.

— В третий раз спрашиваю тебя, Эверт: о чем ты? Никто не касался этого шкафа. Я, по крайней мере, не вижу никаких следов взлома. Ты заскучал, Эверт? Двух, даже, по-видимому, трех убийств тебе недостаточно? Взлом в полицейском отделении — надо же такое приду- мать…

— Такое здесь не впервые, я имею в виду даже в этом коридоре.

Тут оба вспомнили, как однажды ночью много лет тому назад Эверт Гренс решил взломать кабинет Вильсона, чтобы воспользоваться единственным на все отделение компьютером, и на удивление легко справился с замком.

— Раньше охранные системы были не то, что теперь, Эверт, — пояснил шеф. — Да и тогдашние двери, конечно, не выдержали бы современного снаряжения.

— Открой, — Гренс смотрел в глаза шефу. — И докажи мне, что я неправ.

Эрик Вильсон покосился на недопитую чашку, которую поставил на стул для посетителей, как будто нуждался в дополнительной порции кофе, чтобы окончательно локализовать бред Гренса в параллельной реальности. Вильсон встряхнулся. Шеф безупречно контролировал себя в трудных ситуациях, чем всегда приводил комиссара в восхищение. Сам Гренс никогда не стал бы разыгрывать перед кем бы то ни было такой спектакль.

— Если бы ты еще отвернулся на минутку, Эверт.

Гренс выполнил просьбу шефа, и Вильсон набрал на двери восьмизначный код.

— Ну, и что здесь может быть не так…

— Начни с конверта агента Паулы.

Буря эмоций во взгляде Вильсона. Удивление, страх, презрение, недоверие — все одновременно.

— Конверт Паулы?

— Вскрой его, будь добр.

Это ведь Эрик Вильсон на протяжении стольких десятков лет курировал агента Паулу и был единственным полицейским, с которым тот имел дело. Поэтому в глазах агента Паулы, он же Пит Хоффман, Вильсон представлял собой всю полицию Швеции, вместе взятую, и каждого полицейского по отдельности. Это он придумал Хоффману такое кодовое имя, которое хранилось в конверте, запечатанном сургучом, вместе с настоящим именем агента, написанным от руки на листке бумаги.

Именно этот конверт Эверт Гренс и просил его вскрыть.

Но когда Эрик Вильсон вытащил конверт, нащупав его в глубине одной из полок, тот уже был вскрыт, а печать сорвана.

Внутри ничего не было.

Эрик Вильсон снова вздрогнул всем телом, на этот раз непроизвольно. Побледнел и ухватился за косяк сейфа.

— Я… ничего не понимаю.

— Я вижу.

— Эверт, это… я…

— А теперь я хотел бы, чтобы ты проверил те черные журналы, в которых описывал ваши с Паулой встречи.

Эрик Вильсон снова наклонился и заглянул в сейф, но как будто не смог удержать равновесия и сделал шаг в сторону, чтобы не упасть.

— Что за журналы?

— Те черные папки, с бумагами Паулы.

Шефу криминального отдела не понадобилось долго листать в папках, чтобы понять, что протоколы множества секретных встреч исчезли. Оставив дверцу сейфа открытой, Вильсон вернулся к столу и тяжело опустился на стул, закрыв лицо руками.

— Паула, Пит Хоффман. Сколько преступников вы упекли за решетку благодаря его рапортам? Сколько тонн наркотиков было изъято, сколько убийств раскрыто благодаря Пауле, который ради этого каждый день рисковал жизнью? И только ты виноват в том, что эта правда слишком долго оставалась запертой в шкафу.

Гренс посмотрел на шефа, который выглядел совершенно опустошенным.

— И что, ты думаешь, произойдет, если эти бумаги выйдут за стены участка? То есть я хотел сказать… они уже вышли… чем это грозит, понимаешь?

— Я прекрасно все понимаю, — оборвал его Вильсон.

Гренс улыбался. Вильсон сидел все такой же потерянный.

— Черт, ты продался…

— Какого…

— Потому что ты правильно заметил, Вильсон, этот сейф никто не может взломать. Вот и получается, что я работаю с коррумпированным шефом.

— Ты знаешь, Гренс, что агенты для меня — святое. Это я выстроил всю эту работу и опекал их как родных детей. Это я разработал систему их защиты и сам каждый день рисковал жизнью ради своих неофициальных сотрудников. Тебе известно, Гренс, как много значила для меня семья Хоффмана и что я сделал для них!

Комиссар смотрел на шефа. Как ни отвратителен был плачущий Вильсон, в целом, картина внушала Гренсу скорее чувство удовлетворения. Потому что при том, что слезы, крики и жалобы были притворны, искренним оставался сам посыл. В кои веки перед Гренсом сидел настоящий Вильсон — человек, в котором комиссар привык видеть прежде всего врага. И вот теперь он изменился. Или это изменился сам Гренс?

Постепенно, с тех самых пор, как Вильсон оставил работу с неофициальными агентами и возглавил отдел, Гренс научился уважать шефа. Потому что тот, кто приспособился быть начальником Эверта Гренса, уже достоин уважения. Но кроме того, кто лучше Вильсона умел поощрить в подчиненных инициативу, а потом вмешаться в нужный момент, иногда не без гонора, если так было нужно.

Удобный человек с удобными манерами. Поэтому то, что видел сейчас перед собой Эверт Гренс, не могло его не радовать.

— На самом деле, Вильсон, я не верю, что ты мог продаться. Но ты допустил ошибку, это точно.

— Какую ошибку?

— Ответь мне на один вопрос… ты по-прежнему живешь один?

— Прости, не понял.

— Некоторое время я был почти уверен, что ты с кем-то встречаешься. Этого ведь не скроешь. Хоть я сам и не… но знаю, как это выглядит со стороны — любовь. А если ты с кем-то встречаешься, Вильсон, стало быть, кого-то впустил в свою жизнь. Возможно, настолько, что совершенно утратил бдительность.