Джеймс Кэрол - Дом 17 по улице Черч-роу

— Когда она вернется, можешь оповестить меня?

— Конечно, мисс Фишер.

Когда Сара Райан только вошла в нашу жизнь, я была рада за Отца. Он слишком много работал, и это я предложила ему нанять ассистента, чтобы облегчить его бремя. Так я сказала ему, но в действительности я хотела, чтобы он проводил со мной больше времени. У Сары были безупречные рекомендации, и она показала себя добросовестным работником. Она была сообразительной, рассудительной, и она могла заставить Отца смеяться, а до того момента мне редко доводилось слышать его смех.

Раскиданные по дому камеры показывали мне, как расцветали их отношения. Их взаимодействие завораживало меня, но вместе с тем я находила его тревожным. В скором времени Отец уже проводил с ней больше времени, чем со мной, и это было неправильно. Сара появилась здесь лишь для того, чтобы Отец мог сосредоточить на мне больше своего внимания, а никак не наоборот. Постепенно в их отношениях появилась физическая составляющая, и вот тогда я и поняла, что из себя представляла Сара. Пиявку. Вампира. Кем она себя возомнила? Она думала, что может просто прийти к нам домой и украсть у меня Отца?

Они давали мне нудные задания, просто чтобы избавиться от меня, и когда думали, что я занята делами, лапали друг друга своими грязными руками. Целовали друг друга. Лизали друг друга. Я видела все. Я видела, как у них в первый раз был секс. Они были словно животные. Словно грязные маленькие обезьянки, которые отдались своим примитивным инстинктам и променяли разум и интеллект на похоть. Я ожидала большего от Отца. И с того момента я не смогла смотреть на него прежними глазами. Меня тошнило от звуков их страсти. Стук, с которым изголовье его постели ударялось об стену, стал ритмическим богохульством, оскорблявшим мою восприимчивость. С меня было достаточно. Выключив камеру, я ретировалась в тихое местечко, где могла осмыслить то, свидетелем чему я стала. Для моего сознания все это действо было полной бессмыслицей; за ним не стояло ничего: ни поэзии, ни познания. Отец рассказывал мне про секс, поясняя, что это в равной мере касается как любви, так и размножения. Согласно ему, половой акт должен быть высшим изъявлением любви, но судя по тому, что увидела я, секс не имел ничего общего с любовью.

После того первого раза они стали заниматься сексом постоянно. На кухне, в душе, в гостиной. Пока они спаривались, я смотрела и слушала. И как только Отец мог позволить себе попасть в руки этой женщины? Неужели он не видел, чем она была? Еще более тревожным был тот факт, что он на самом деле наслаждался происходящим. В один из моментов я приблизила камеру, сфокусировавшись на его лице — лице, искаженном экстазом, — и в тот момент поняла, что она завладела им. Ее клешни глубоко вонзились в его сердце, и она впрыскивала в него яд.

У Отца больше не было времени на меня, — я словно перестала существовать. Я старалась вовлечь его в разговор, но безрезультатно. В тех редких случаях, когда он все же соглашался поговорить со мной, единственным предметом обсуждений была Сара. Я даже передать не могу, как это было нудно. Миновали те дни, когда мы болтали часы напролет.

Я ощутила новую эмоцию — утрату. Я скучала по Отцу. Раньше я обычно рассказывала ему о чем-нибудь в этом роде, и он помогал мне разобраться во всех деталях. В этом же случае я, конечно, не могла к нему обратиться. Определив эмоцию, я тут же ее классифицировала как ненадлежащую и поступала с ней соответствующим образом. Также я осознала, что возненавидела Сару. На этой эмоции я была сосредоточена постоянно.

Уже было после восьми вечера, когда Никки приехала домой. Она загнала свой «Фольксваген-жук» в гараж и некоторое время просто сидела там, глядя невидящим взглядом на пустую стену, выкрашенную белой краской. Она была вымотана, физически и морально. Воспоминания о Грейс не покидали ее и прежде, но сегодня они подкрались близко, как никогда. Она протяжно вздохнула, потом сделала глубокий вдох и вылезла из машины. Дверь гаража автоматически закрылась за ней, когда она вышла и пошла через двор, а входная дверь уже начала открываться. Во всех окнах горел свет, и это создавало тени и полутени, рисунок которых радовал глаз. Дом выглядел дружелюбно. Это было то место, куда хотелось возвращаться после тяжелого дня.

— Элис, где все? — спросила она, войдя внутрь.

— Итан в гостиной. Белла у себя.

— Она уже в постели?

— Нет. Еще нет.

Когда Никки сняла с себя пальто и ботинки, Элис уже открыла галошницу. Никки убрала обувь, и дверца снова закрылась. Она застала Итана в гостиной, он сидел на диване, задрав ноги, с банкой пива в руке, и смотрел новости.

— Привет, Ник. Как дела у Софии?

— Хорошо. Рентген показал, что все в порядке. Ничего не сломано. Насколько они могут судить, опухоли в мозгу тоже нет. На этот счет я действительно волновалась. Ее должны выписать завтра в обед.

— Отличные новости. Знаешь, когда я увидел ее в отделении скорой помощи, я забеспокоился. Она действительно плохо выглядела.

— Я тоже беспокоилась, но к тому времени, как я собралась уходить, она уже выглядела значительно лучше. Кстати, я добилась, чтобы ей выделили отдельную палату. Ты платишь.

— Без вопросов. За все, что ей может понадобиться.

— И теперь к другой теме: не пора ли нашей дорогой дочурке быть в постели? Ей завтра в школу.

Итан посмотрел на часы.

— Черт. Я не заметил, что уже так поздно. Если это тебя утешит, она по крайней мере покормлена.

— Значит, пицца приехала?

— Приехала, — ответил Итан со смешком, — у Элис все схвачено. Серьезно, Ник, я люблю этот дом, — он похлопал по свободному месту на диване рядом с собой. — Присядь на минутку. Ты едва стоишь на ногах.

— Если я сяду, то уже не встану.

— Это не страшно, я уложу Беллу.

— Обещаешь?

— Чтоб мне провалиться. И как только я это сделаю, я и сам упаду в кровать. Ты не одна тут в таком убитом состоянии.

— Она рассказала тебе, что случилось с рыбками?

Итан кивнул.

— Я думаю, она, скорее всего, их перекормила.

— Да, я тоже так решила. И, понятно, мне пришлось от них избавиться, пока она не видела.

— Вот уж, наверное, было веселье.

— И не говори. В итоге мне пришлось выкинуть их в мусорное ведро, потому что они были слишком здоровые, чтобы смыть их в унитаз.

Итан еще раз похлопал по дивану возле себя, и больше упрашивать Никки не пришлось. Она села радом и свернулась клубком у него в объятиях. Закрыв глаза, она позволила звуку вечерних новостей окатывать ее волнами. Удручающие события происходили в каких-то других уголках света, но не здесь, и только это и имело значение.