Микаель Ниеми - Дамба [litres]

– Перезвоните позже? – кивнула София. – Понятно… из конторы, что ли, попробовать…

– Подожди! Ты же знаешь, Карлос неохотно…

София, не слушая, вернулась в комнатку отдыха. Там в уголке помещалась и так называемая контора Карлоса – забитый одинаковыми картонными папками шкаф и письменный стол с телефоном. Набрала домашний номер – длинные сигналы. Никто не берет трубку, но телефон, по крайней мере, работает. А мобильник Эвелины по-прежнему недоступен.

Поморщилась и вернулась к прилавку.

– Что-то с сетью. Может, проклятая обесточка и на них влияет? Все звонят друг другу как подорванные… перегрузка или что-то в этом роде.

– А ты серьезно? Я имею в виду, ты сказала что-то… насчет банкротства?

– Мы же очень мало продаем.

– Странно… мне кажется, покупателей полно.

– Сама видишь.

– Но это же только сегодня! Все сидят без света… Тебе кто сказал, что мы мало продаем? Карлос? Жаловался?

– А у тебя своей головы нет?

– Мы не должны были принимать назад эту дрянь, – Марина мотнула головой в сторону суши-машины, – она вся липкая.

Скоро можно будет выйти во двор и побыть одной. Очень благородное законодательство: курить, конечно, вредно, но раз уж ты такой куряка, то имеешь право на перекур.

Тревога за Эвелину не отступала. Легкая, хорошо знакомая тошнота – никакая это не тошнота. Тревога. Постоянная, изматывающая тревога. Девчачье тельце под одеялом, тонкие ручки, икры… холодные и влажные. Час за часом, день за днем – ни слова, ни звука, ни малейшего движения. Легла и раздумала жить. Даже дыхание не уловить – застывшая, как у восковой куклы, грудная клетка. Неужели опять? Опять выпила что-то? Девочка моя, крошка, идиотка, будь ты проклята, Эвелина… не делай этого… умоляю, пожалуйста, не надо…

Дверь со стуком открылась. Ввалилась рослая тетка в ярко-желтом дождевике. Сразу видно – ничего она покупать не собирается. Походит между полками, все перещупает своими мокрыми пальцами, оставит безобразные влажные следы, согреется и двинет дальше, под этот никогда не кончающийся дождь.

– Нужна помощь? – как могла приветливо улыбнулась Марина.

– Нет, спасибо. Посмотрю, что у вас интересного.

С дождевика капало на пол. София с отвращением отвернулась.

– У нас, к сожалению, нет света.

– Не только у вас. Весь город сидит в темноте.

– Люлео?

– Говорят, не только Люлео. И Буден тоже.

– Могу зажечь ароматические свечи, вам будет лучше видно, – продолжала Марина обхаживать безнадежную посетительницу.

София Пеллебру опять пошла к конторскому телефону. Удивительно – на этот раз и в нем не было сигнала соединения, трубка молчала. Что-то случилось. Где-то что-то случилось. Что-то серьезное.

Посмотрела в окно – все как всегда. Пробежала смеющаяся стайка гимназистов. Веселые и нахальные, какими и должны быть подростки. Вон та девчушка похожа на Эвелину. На какой-то миг Софии даже показалось, что не просто похожа. Это и есть Эвелина. Ее дочь. Но видение тут же растворилось, оставив за собой пустое место. Тревожную дыру в пропитанном влагой воздухе.

Вода неумолимо поднималась. Как железо, подумал Адольф Павваль. Черное железо, расплавленное, но почему-то очень холодное медленно заполняет пространство в его хрупкой, как оказалось, коробке. А потом придет зима, железо застынет, и он останется вечным пленником, как комар в янтаре, – янтарь ведь тоже когда-то был жидким.

Любой ценой вырваться. Его последний шанс, другого не будет.

Отвел рукоятку дверцы и нажал плечом. Дверца не сдвинулась ни на миллиметр.

Он зажал в зубах айпод и нажал на кнопку. Вода уже дошла до пояса. Может, надо подождать, пока уровень в салоне поднимется еще выше, пока выровняется давление? Может быть… но что тогда с рукояткой? Почему нет привычного чмокающего звука, когда тянешь ее на себя? Дотянулся до правой дверцы – та же история. Лихорадочно перепробовал все кнопки стеклоподъемников, но тут удивляться нечему – аккумулятор мертв, он не может работать под водой.

По коже побежали мурашки ужаса. Адольф все время повторял вслух, как мантру: Не паниковать! Не паниковать. Паника – последнее дело. Но попробуй сохранять хладнокровие, когда и дышать уже почти нечем. Кислорода в воздухе наверняка хватит на несколько минут. Он задыхался, но все равно заставлял себя дышать редко и экономно.

Опять толкнул дверцу – бессмысленно. Спокойно, приятель. Спокойно, спокойно… Время еще есть. Несколько минут в твоем распоряжении…

Точно как тогда, в Пеурауре… Они со старшим братом катались на снегоходах. Стояла ранняя, еще не оформившаяся, постоянно соскальзывающая в минус весна, но солнце уже сияло вовсю. Скутер то и дело проваливался в жидкую кашу подтаявшего снега, прячущегося под прочной на вид игольчатой скорлупой весеннего наста.

Прогулка не удалась. Брат молчал, но было видно, насколько он зол и раздражен и как мечтает поскорее вернуться к дымящемуся кофейнику.

Так и решили. Пересечь протоку – и дома. Снежный мостик через протоку был еще цел и, судя по всему, прочен. Еще бы не прочен – видна совсем свежая колея от недавно прошедших снегоходов. Собственно, они даже об этом не думали. Газанул посильнее – и пролетишь с рычанием несколько метров, даже не заметишь. С братом так и вышло. Секундное дело. Адольф тоже направил снегоход в колею, крутанул рукоятку газа – и тут же почувствовал, как полозья прорезали наст, машина осела, и в следующее мгновение он оказался в воде.

Он до сих пор помнит, как ошеломила его мощь талой воды. Еще минуту назад нежно журчащие, вспыхивающие под весенним солнцем струи с силой прокатного стана поволокли его за собой ногами вперед, как вырезанный из куска коры кораблик. За спиной с грохотом провалился снегоход, но он и не пробовал оглянуться, только с ужасом чувствовал, как комбинезон наполняется таким холодом, какого он никогда в жизни не испытывал. Голова в кожаном капюшоне колотилась обо что-то, больно не было, капюшон толстый, к тому же подбит мехом, но чувство такое, будто его жуют огромные челюсти, а его зимний комбинезон – жалкая кожура, шкурка на сардельке, справиться с ней пара пустяков.

Он приподнял голову и увидел, что чуть дальше протока уходит в залитый странным зеленым свечением ледяной туннель. Если его туда унесет – конец. Не найдут. А если даже найдут, то ближе к лету, когда окончательно растает лед.

Он тогда в отчаянии растопырил ноги, как мог. Жалкая рогатка, разве способна она противостоять всей мощи проснувшихся весенних вод? Но, оказывается, способна, все же удалось оттолкнуться от края и упереться ногами. Ему только исполнилось шестнадцать, у него никогда не было девушки. Он слишком юн, чтобы умирать. Сапоги ударились в край ледяной пещеры. Туннель выглядел зеленым только под солнцем, а там, внутри, все было черно. Мирное журчание воды превратилось в раздраженное хрипение, поток подталкивал его в спину, заливал лицо – хотел во что бы то ни стало затащить в черную могилу. Адольф беспорядочно махал руками, пытался зацепиться, но выступы скалы еще не очистились от намерзающего за ночь льда.