Кристина Старк - Аспид [litres]

Я запаниковала, меня бросило сначала в жар, потом в холод – и отец заметил это.

– Заходи, Кристи, выпьем чаю.

– Мне пора, в другой день. – И я развернулась, подчиняясь своему внутреннему голосу, который вопил мне: «Беги прочь, тащи сюда полицию, заяви на отца, он страшно избивает дома кого-то, и ты знаешь кого! А Рейчел дает наркотики, чтобы та не помешала ему!»

Но отец внезапно схватил меня, зажал мне рот и втащил в дом. Я попыталась вырываться, но он вынул что-то из кармана и приставил к моему боку:

– Ты же не хочешь раньше времени встретиться с твоей дочуркой?

Я замотала головой, тут же прекратив сопротивляться.

– Ну вот и прекрасно. Успокойся. Давай попьем чаю. Или, может, лучше виски со льдом? Идем…

Он потащил меня на кухню, вынул из шкафа наручники и застегнул их на моих запястьях. Потом открыл шкаф и плеснул в стакан большую порцию виски.

– Где же лед? Ах да, рефрижератор сломался, и теперь лед у нас есть только в подвале. Пошли со мной.

– Я не пойду туда…

– Тогда поползешь? – ответил он, снова вынимая нож.

Вид оголенного лезвия подействовал на меня лучше любого аргумента. Я пошла за ним, едва держась на негнущихся ногах. Пару раз почти грохнулась на темные ступеньки. Руки были сцеплены за моей спиной, и я не могла схватиться за перила.

В подвале было сумрачно и холодно. Отец хранил здесь вино и хамон. Сюда же приносили произведения искусства, которые предназначались для перепродажи. Статуи Святых Дев, масляные полотна, настенные распятия заполняли собой все помещение. В детстве я любила здесь прятаться и есть украденные с кухни сладости. Но сейчас это место внушало мне почти животный ужас.

Отец щелкнул выключателем, и я отшатнулась к стене, едва не теряя сознание.

Посреди подвала стоял стул, на котором сидел то ли человек, то ли привязанный к стулу труп. На его теле не было живого места. Сплошные раны, ссадины, гематомы, запекшаяся кровь. Сквозь толстые корки на груди я рассмотрела очертания чертополоха и опустилась на колени, задыхаясь от шока и слез.

– Хочу, чтобы ты увидела, что я обычно делаю с предателями. И как милосерден и терпелив я с тобой – предавшей меня дочерью.

Харт медленно поднял голову, и я едва узнала его. Его прекрасное лицо отекло и почернело от ударов. Ему раскроили лоб, и теперь на нем зияла глубокая рана. Нос был сломан, и я заплакала, не в силах поверить тому, что вижу.

Пять дней его избивали и мучили, пока моя фантазия не позволяла мне предположить что-то гораздо более ужасное, чем измену. Пил ли он, ел ли он, долго ли еще продержится?

– Что он сделал? – выдохнула я.

– О, ты не знаешь? Я думал, малютка Кристи знает все и успела выпытать в койке все секреты… Нет? Как же так?

– Я ничего не знаю.

– Под ангельским именем и наружностью благородного парня скрывается дьявольское отродье. Харт – производное от Рейнхарт, девичьей фамилии его матери. Хочешь знать, как зовут его отца?

Я покачала головой, не догадываясь, о чем он.

– Щенята Стаффорда и его первой жены, Эмилии Рейнхарт, не сгорели в огне. Пламя не берет дьявольскую плоть. Они выжили и теперь вернулись за мной. Старший – вот он. Подобрался ко мне ближе всех. Но живым отсюда уже не выйдет. За младшей я отправлюсь попозже на остров. Гэбриэл и Анджела, – фыркнул отец. – Иисусе. Надень на дьявола шкуру агнца, и даже Бог не заметит его у себя под боком.

– Я не понимаю вообще ничего! – выдохнула я.

Отец подошел к Харту, схватил его за волосы и задрал вверх его голову, предлагая мне получше на него посмотреть.

– Если бы гены Рейнхартов не взяли верх, то ты бы обязательно увидела в нем схожесть с твоими обожаемыми Стаффордами. Поприветствуй даму, Дин Стаффорд, выродок Сатаны…

– Что? – выдохнула я, ушам своим не веря.

– Приветствуй ее, – повторил отец и выплеснул из стакана алкоголь на его израненное тело. Харт вздрогнул от боли и застонал, пытаясь уклониться от обжигающей его раны жидкости. – Скажи ей «Здравствуй»!

– Здравствуй, Кристи, – прохрипел он не своим голосом, не в состоянии даже толком открыть глаза – так сильно они отекли.

– Отпусти его, – взмолилась я. – Он не сделал тебе ничего плохого, не подставил, не предал! Он просто хотел прекратить войну, как и я!

Отец рассмеялся и бросил стакан на пол. Тот разлетелся на мелкие осколки. Он поднял с пола кусок стекла и посмотрел сквозь него на лампочку. Потом приставил осколок к горлу Гэбриэла.

– В мире так много вещей, для которых можно использовать свой язык, Харт, – усмехнулся отец, повторяя когда-то сказанные Гэбриэлом слова. – Молиться, проповедовать, восхвалять Господа, утешать страждущих. Жаль, что вместо всех этих благих дел твой язык только и делал, что вешал мне лапшу на уши да ублажал шлюх. Пожалуй, я отрежу его и пришлю твоей родне в коробке на бархате. Я так люблю делать подарки со смыслом…

Отец повернулся ко мне и демонически улыбнулся. Теперь у меня не осталось никаких сомнений, что это именно он подарил мне голову овцы на двадцатилетие.

– Отец, я сделаю все, – взмолилась я. – Только отпусти его!

– Прекратишь жить во грехе? Выйдешь замуж за праведника? Или нет, еще лучше: уйдешь в монастырь до конца дней?

– Да!

Отец почесал подбородок.

– Что, если его жизнь стоит большего?

– Чего ты хочешь?

– Хочу, чтобы ты сделала аборт, – сказал он, медленно подходя ко мне и заставив меня попятиться назад.

– Я н-не могу. Это младенец, это человек. И ты же христианин, ты не можешь убить невинную душу.

– О, у тебя в животе не ребенок, милая, это дитя Молоха. Он родится с раздвоенным языком и рогами. И не так, как рождаются дети, он распорет твой живот рогами, прежде чем выйти.

Передо мной стоял сумасшедший, по которому плакала психиатрическая больница, но я взяла себя в руки и хладнокровно ответила, надеясь, что он внемлет:

– Я делала УЗИ. Это обычный ребенок. Я клянусь тебе Богом. Я найду фотографии, и ты убедишься, что…

– Да что ты знаешь о Боге, чтобы клясться Им? Что?! – рассвирепел он. – Столько лет ты пыталась узнать Его, но так и не смогла постигнуть своим мышиным мозгом!

Гэбриэл поднял голову и прохрипел:

– Ты убьешь свою дочь, сукин сын. Такие вмешательства не делаются в подвале врачами без лицензии.

– На все воля Бога, а я – его орудие. – Мой отец шагнул к Харту, откинул его голову и снова приставил кусок стекла к горлу. Крохотные капли крови выступили там, где стекло впилось в кожу. Я подбежала к отцу и упала перед ним на колени:

– Я согласна, я согласна на аборт! Оставь его в покое! Оставь его!

– Вот и договорились, – кивнул мне отец, бросая стекло на пол. – Ты увидишь своими глазами, что внутри тебя звереныш, утыканный шипами, и что я спас тебя от страшной участи растить Антихриста.