Себастьян Фитцек - Осколок

«Откуда она все это знает?»

Если память его не подводила, эту и следующие страницы анкеты он не заполнял.

— У вас есть младший брат, Беньямин? — спросила Менарди.

Марк почувствовал комок в горле и взялся за стакан с водой. Очевидно, невролог потратила время на то, чтобы собрать информацию о нем в Интернете.

— Бенни. По крайней мере, он так себя называл, когда мы разговаривали с ним в последний раз.

— И когда это было?

— Так, дайте подумать. — Марк сделал глоток и поставил стакан на журнальный столик. — Это было, мм… понедельник, вторник, среда… — Он считал дни недели по пальцам. — Приблизительно в четверг. Около полутора лет назад.

— В день его принудительной госпитализации? — Менарди захлопнула папку и постучала ручкой по передним зубам. — После повторной неудачной попытки самоубийства?

Горло у Марка перехватило еще сильнее.

— Послушайте, я не знаю, как вы заполучили всю эту информацию. Но я здесь точно не для того, чтобы болтать с вами о старых семейных делах.

Он встал, но врач успокаивающе подняла руку.

— Тогда расскажите мне, пожалуйста, о травме, которая в итоге подтолкнула вас обратиться к нам.

Марк немного помедлил, затем взглянул на часы и снова опустился на диван.

— Я слышу голоса, — сказал он.

— Простите?

— Вот опять. Кто-то сказал «простите»?

Менарди молча посмотрела на него, потом что-то записала в его медицинскую карту.

— Что вы там пишете? — поинтересовался Марк.

— Я фиксирую, что вы прячетесь за своим чувством юмора. Типично для креативных и умных людей. Правда, это усложняет терапию.

— Я не хочу никакой терапии.

— Однако вам стоит над этим подумать. Не могли бы вы описать мне обстоятельства несчастного случая?

— Зачем вы меня вообще спрашиваете, если и так уже все знаете?

— Потому что я хочу еще раз услышать это от вас. И я обращаю внимание не на то, что вы рассказываете, а на то, как вы это делаете. Например, ваши попытки обратить все в шутку более показательны, чем тот факт, что ваша жена, возможно, была бы жива, обратись вы сразу за помощью.

У Марка появилось чувство, что врач отыскала у него на теле вентиль, через который его можно было сдуть, как надувной матрас. Ему даже показалось, что он слышит шипение, с которым его покидают силы.

— Что это значит? Я не мог обратиться за помощью. Я был без сознания.

— Да? — Врач нахмурила лоб и снова заглянула в документы. — Согласно этому протоколу ДТП, вы позвонили в службу спасения. Однако лишь спустя четырнадцать минут после удара.

Невролог передала ему листок, тонкий и прозрачный, как бумага для завертывания бутербродов. Марк поднял взгляд и пришел в еще большее замешательство, когда прочел в ее глазах неподдельную тревогу.

— Секундочку, — нерешительно проговорила она. Ее щеки покраснели, а листок в руке задрожал. — Хотите сказать, что вы этого не помните?

Это невозможно, подумал Марк, вставая с дивана и подходя к окну. Абсолютно невозможно.

Он не мог набрать 112. Только не в тот момент. Да, это его номер мобильного значился в протоколе службы спасения, который неизвестно каким образом попал в медицинскую карту клиники. Но он не мог никуда звонить. Ударившись головой сначала о дверную раму, а затем о руль, он потерял сознание. Сразу же, а не спустя четырнадцать минут после удара.

В дверь постучали, и Марк обернулся в надежде увидеть невролога, которая несколько минут назад с озабоченным лицом покинула комнату. Но на пороге стоял профессор Бляйбтрой с обаятельной улыбкой, которая наверняка украшала многочисленные рекламные проспекты клиники.

— Что это значит? — набросился на него Марк. — Я думал, что пришел сюда, чтобы забыть. Вместо этого я уйду из вашей клиники с еще более ужасными картинками в голове.

— Доктор Лукас, я должен извиниться за поведение фрау Менарди. Это прискорбное недоразумение.

— Недоразумение?

— У нее не было полномочий говорить об этом.

— Полномочий? — Марк сцепил руки за головой. — Это означает, что я тогда действительно позвонил в службу спасения?

— Нет.

Бляйбтрой сделал приглашающее движение рукой, но Марк предпочел остаться стоять у окна, а не садиться на диван.

— Это был прохожий, — объяснил профессор. — Мужчина, который первым оказался на месте аварии, но у него не было с собой телефона, поэтому он просунул руку через разбитое боковое стекло и достал ваш аппарат.

На улице, одиннадцатью этажами ниже, засигналили автомобили. Пробка или свадьба. Марк отодвинул кремовые ламели в сторону, но из-за строительных лесов и брезентового навеса за окном не смог ничего разглядеть.

— Откуда вы это знаете?

Профессор удивленно посмотрел на него.

— В вашей медицинской карте есть копия протокола ДТП. В электронном письме вы дали разрешение на ознакомление с документами.

Марк смутно припоминал скачанный формуляр и квадратик, в котором он поставил галочку. В тот вечер ему было все равно.

— Разве вы сами не видели этот отчет?

Марк помотал головой. Да он и не просил. Жуткие детали самого страшного дня его жизни были ему не нужны.

— Понимаю, — сказал Бляйбтрой. — Конечно, вы еще переживаете первую фазу траура.

Первая: нежелание принимать. Вторая: сильные эмоции. Третья: поиск себя, освобождение. Четвертая: новое отношение к себе и окружающему миру. Марк знал эту классификацию. В его служебные обязанности входили в том числе и разговоры по душам с пришедшими к нему в офис, а эта схема помогала ему лучше понять ситуацию детей, которые потеряли на улице кого-то близкого. Однако на себя он эту схему примерять не хотел.

— Я не отрицаю смерть Сандры, — запротестовал он.

— Но хотите вытеснить это воспоминание!

— Я думал, это и есть тот путь, который вы предлагаете, профессор? Забыть!

Бляйбтрой подошел к нему и встал рядом у окна. На улице было ветрено, и брезентовый навес на строительных лесах прогибался внутрь под порывами ветра.

— Возможно, это прозвучит парадоксально, — сказал главврач. — Но прежде чем забыть, необходимо вспомнить. Поэтому, я боюсь, нам придется еще раз вместе пройтись по всем обстоятельствам аварии.

— Зачем? — Марк обернулся к нему.

— Чтобы не упустить никаких обрывочных воспоминаний, которые позже начнут прорастать из вашего подсознания, как сорняки. — Бляйбтрой положил руку, покрытую старческими пятнами, Марку на плечо, и неожиданная близость ненадолго переломила его инстинктивную оборонительную позицию.

Первая фаза. Отрицание. Вытеснение.

Они снова сели.

— Особо рассказывать нечего. Мы возвращались с небольшого семейного праздника на вилле ее отца, когда все случилось.

Бляйбтрой подался вперед.