Дженнифер Линн Барнс - Игры наследников

– Стало быть, вы у нас любите просчитывать риски, мисс Грэмбс?

Он что, снова намекает, что я смухлевала , пока писала тест? Надо было сдержаться, не поддаваться злости. Поэтому я представила, что играю в шахматы. Просчитала в голове все ходы. Таким как я нельзя взрываться.

– Я не мухлевала, – спокойно ответила я. – Просто тщательно подготовилась к тесту, вот и все.

Я выкраивала на это время где только могла – на других уроках, между сменами, поздно ночью, когда уже давно пора было спать. Я прекрасно знала о любви мистера Йейтса к невыполнимым заданиям, но это лишь раззадорило мой пыл – мне захотелось доказать, что они вполне себе выполнимы. Впервые за долгое время мне хотелось выложиться на полную, а не экономить усилия.

И вот она, награда за мои старания. А все потому, что девушки вроде меня, видите ли, не в силах сдать «невыполнимый» тест.

– Я пересдам этот тест, – сказала я, стараясь скрыть ярость и уж тем более обиду. – Вот увидите, результат будет таким же.

– Мистер Йейтс уже подготовил тест. Заменил все задания на новые, но не менее сложные. Что вы скажете на это?

– Я готова его написать, – не медля ни секунды, ответила я.

– Предлагаю сделать это завтра на третьей перемене, но должен вас предупредить, что будет куда лучше, если вы…

– Прямо сейчас .

Мистер Альтман удивленно уставился на меня.

– Прошу прощения?

Смиренного вида как не бывало, как и желания быть тише воды и ниже травы.

– Я хочу написать новый тест прямо сейчас, у вас в кабинете.

– Тяжелый выдался денек? – спросила Либби, моя сестра. Она была старше меня на семь лет и проявляла к этому миру до того сильное сочувствие, что ей и самой временами от этого становилось несладко – а мне уж тем более.

– День как день, – ответила я. Рассказ о том, как меня вызвали к Альтману, ее только встревожил бы, да и потом, пока мистер Йейтс не проверит мой второй тест, все равно ничего не предпринять. Так что я сменила тему. – Сегодня давали щедрые чаевые.

– Да? И сколько? – Одеваться Либби предпочитала как панк или гот, но в душе была неисправимой оптимисткой, крепко верящей в то, что в забегаловке, где большинство блюд стоит шесть долларов девяносто девять центов, и впрямь можно урвать чаевые в тысячу.

Я протянула ей кипу мятых банкнот.

– На оплату жилья хватит.

Либби попыталась было вернуть мне деньги, но я проворно отскочила, и она не успела этого сделать.

– Я их сейчас в тебя кину, – мрачно пообещала она.

Я пожала плечами.

– Увернусь, не беда.

– Нет, ты просто невыносима. – Либби неохотно убрала деньги, достала неведомо откуда форму для запекания и строго на меня воззрилась. – А я тогда тебя маффином угощу. Отказы не принимаются!

– Есть, мэм! – воскликнула я и уже потянулась было за кексом, как вдруг заметила, что на столике стоят еще и капкейки. У меня точно земля из-под ног ушла.

– Только не это, Либ…

– Пойми меня правильно, – поспешно заговорила Либби. Она из тех, кто любит печь вкусности в знак примирения. Чтобы загладить вину. На ее языке это значило «не злись на меня, пожалуйста».

– А что тут вообще можно понять неправильно? – тихо спросила я. – Хочешь сказать, он не вернется в эту квартиру?

– В этот раз все будет иначе! – заверила меня сестра. – А капкейки, между прочим, шоколадные!

Мои любимые.

– Да ничего не изменится! – воскликнула я, но переубедить Либби было невозможно – иначе это у меня давно уже получилось бы.

И тут, точно почуяв, что речь зашла о нем, парень Либби, который то появлялся в ее жизни, то исчезал и очень любил поколачивать стены и хвастаться тем, что саму Либби он, дескать, не бьет, – вошел в комнату. Он схватил со стола капкейк и скользнул по мне недобрым взглядом.

– Ну привет, малолетка!

– Дрейк! – одернула его Либби.

– Да ладно тебе, Либбик, я же шучу, – с улыбкой ответил Дрейк. – А то ты не видишь! Вам с сестрой пора бы научиться понимать шутки.

Он пробыл в комнате всего минуту, а уже начинал действовать мне на нервы.

– Либби, у вас нездоровые отношения, – сказала я. Дрейк был против того, чтобы сестра пускала меня в квартиру, и никак не мог ей этого простить.

– Между прочим, это не твоя квартира, – отрезал он.

– Эйвери – моя сестра! – возразила Либби.

– Наполовину, – поправил ее Дрейк и вновь улыбнулся. – Шутка.

И все же в этой шутке была изрядная доля правды. У нас с Либби был общий отец, который в свое время бросил нас обеих, но родились мы от разных матерей. В детстве мы виделись от силы раз-два в год. И потому все очень удивились, когда два года назад Либби взяла надо мной опеку. Она была еще совсем юной. И еле-еле сводила концы с концами. Но Либби есть Либби. Человеколюбия у нее в избытке.

– Если Дрейк останется, то уйду я, – тихо сказала я.

Либби взяла капкейк и сжала его в ладонях.

– Эйвери, я делаю все, что в моих силах.

Она привыкла угождать людям. А Дрейк обожал ее провоцировать. Любил делать ей больно моими руками.

А я не могла просто сидеть и ждать, когда он перестанет бить стены и найдет себе новую мишень.

– Поживу пока в машине. Если понадоблюсь, ищи меня там, – сказала я сестре.

Мой древний «Понтиак» уже давно превратился в ржавую рухлядь, но обогрев в нем (как правило) работал – и на том спасибо. Я припарковалась за кафе, вдалеке от чужих глаз. Либби написала мне сообщение, но я так и не смогла заставить себя на него ответить и просто уставилась в потрескавшийся экран телефона. В мой тарифный план не был включен Интернет, поэтому выйти в Сеть я никак не могла, зато у меня имелся безлимитный пакет смс.

В моей жизни, кроме Либби, был только один человек, которому можно было написать в такой ситуации. Макс. Как и всегда, сообщение мое было коротким и информативным: « Сама-знаешь-кто-вернулся ».

На быстрый ответ я не рассчитывала. Родители Макс внесли в распорядок дня время, когда пользоваться телефоном ей было строго-настрого запрещено – а нередко и вовсе его конфисковывали. А еще они печально известны своей любовью к чтению ее переписок, поэтому я не стала упоминать имя Дрейка и ни слова не сказала о том, где именно планирую заночевать. Семейству Лью, и уж тем более приставленному ко мне соцработнику, не стоило знать, что я нахожусь вовсе не там, где должна.

Я убрала телефон и покосилась на рюкзак, лежащий на пассажирском сиденье, но все же решила отложить домашку до утра. Потом откинулась на спинку водительского кресла и закрыла глаза, но сон все не шел, и я достала из бардачка единственную ценность, оставшуюся у меня от мамы, – стопку открыток. Тут их были десятки. Десятки мест, куда мы мечтали поехать вдвоем.