Брижит Обер - ЦиклЭлиза Андриоли. Триллеры. Компиляция. 1-7

— Что еще за Макс?

Да, действительно: кто такой этот Макс?

— Ее сын. Ей было семнадцать, когда она его родила.

— Сын? Но ни о каком сыне и речи никогда не было!

— Разумеется: он ведь умер.

— Ну-ка поподробнее, а то я ничего не понимаю.

— Хорошо; тогда я расскажу вам все с самого начала. Когда мы с Элен познакомились — это было в 1986 году, — я проходил курс дезинтоксикации, а она только начинала приходить в себя после третьей попытки самоубийства. Мы вместе проходили лечение — сеансы групповой терапии; там я и узнал, что в семнадцать лет она неизвестно от кого родила ребенка, а два года назад он умер. Мальчику было тогда, наверное, лет восемь. Насколько я понял, он погиб в результате несчастного случая. Было заметно, что она никак не может справиться с постигшим ее горем. Она считала, что этот ребенок непременно бы все изменил в ее жизни: с ним она забыла бы все то зло, что довелось ей испытать в детстве. Но он умер.

— Просто невероятно! Эта информация не фигурирует ни в одном из досье! — возмущается Гассен.

— Наверное, вы просто не попросили у Элен ее семейную книжку? [8] Семейную книжку вручает мэр супругам при бракосочетании — в нее записываются все изменения в составе семьи

— Странно! Мы, представьте себе, внимательнейшим образом изучили все подробности жизни лиц, так или иначе имеющих отношение к убийствам.

— Тогда я вижу лишь одно возможное решение проблемы: ребенок не был зарегистрирован.

— Но каким образом такое возможно?..

— Она запросто могла родить его сама, без всякой посторонней помощи и постоянно держать при себе — так он принадлежал только ей одной. Это вполне в ее характере.

— А как же школа и все прочее?

И тут меня озаряет: если Элен родила в семнадцать лет и по каким-то соображениям не хотела, чтобы люди узнали об этом, ей оставалось лишь уговорить мать зарегистрировать ребенка как своего собственного… Ну конечно! Очевидно, ни одному из моих блистательных «собеседников»-мужчин такое и в голову прийти не может. Гассен принимается поспешно нажимать на кнопки радиотелефона.

— Привет, это я. Запроси в архиве досье Сиккарди… Да, именно. Внимательно просмотри его и отыщи там что-нибудь по поводу Макса Сиккарди. Если ничего не найдешь, позвони в Марсель, срочно… Да, и как только что-то будет, сразу же перезвони мне.

Инспектор раздраженно захлопывает радиотелефон.

— Так на чем мы с вами остановились?

— На том, как я познакомился с Элен. Мы быстро прониклись симпатией друг к другу. Оба мы были несчастны, оба имели за плечами тяжелое детство, поэтому каждый из нас воспринимал другого как очень близкого ему человека; потом Элен забеременела; она не хотела ребенка, но я настоял, чтобы она сохранила его: думал, что так будет лучше, что новый маленький человечек способен заменить в ее душе другого… Господи, если бы я мог предвидеть, как все обернется, если бы хоть тень догадки мелькнула тогда у меня в голове…

Гассен нервно покашливает.

— Продолжайте.

— Ну, родилась Виржини, и все у нас было почти хорошо — до того момента, пока Элен не познакомилась с Полем. Он в то время работал в Марселе.

— Что — он тоже?

— Клянусь вам: я тут нисколько не виноват. Жена Поля умерла от рака, и он один воспитывал двухлетнего сынишку, Рено. С Элен они познакомились в банке — он тогда служил простым кассиром.

Совсем молоденький, элегантный Поль влюбляется в юную, всегда печальную женщину, пытавшуюся покончить жизнь самоубийством… И надеется на то, что она поможет ему вырастить сына… Если бы он только знал…

— И что же за этим последовало?

— А вы как думаете? Элен сразу же — и не на шутку — им увлеклась. Нормальный, уравновешенный, серьезный мужчина. Она явно испытала удовольствие, сообщив мне, что они стали любовниками. Однако почему-то никак не могла принять окончательное решение, выбрав из нас двоих кого-то одного. Так наша совместная жизнь продолжалась — почти по-прежнему; почти — потому что я начал страшно напиваться: не мог я вынести того, что Элен спит с Полем и ведет себя подчас так, что жуть берет. Но я был без ума от нее!.. Для меня она стала чем-то вроде наркотика: она постоянно возвращала меня в прошлое — в привычную боль минувших лет.

Говорит он очень быстро и отрывисто — словно в голове у него теснится столько воспоминаний и образов, что на все не хватает слов.

— Она рассказала мне все свои секреты о полученных в детстве синяках и побоях; о том, каково это — ощущать себя почти вещью, с которой может случиться все что угодно, причем в любой момент: когда спишь, когда ешь — когда угодно на тебя может обрушиться внезапный удар — кулаком, ремнем; тебя могут отстегать, порезать, запереть в стенном шкафу наедине с твоим страхом, голодом и прямо под себя справленной малой нуждой… Вам приходилось когда-нибудь голодать много дней подряд?

— К сожалению, нет, — отвечает Гассен. — Так что же было дальше?

— Когда мной вплотную занялись фараоны, она меня бросила; я умолял ее мне помочь, сказал, что люблю ее — до нее у меня вообще никого не было в этой жизни; но она заявила, что между нами все кончено, что она меня больше не любит…

Вдохнув побольше воздуха, Тони продолжает:

— Она согласилась выйти замуж за Поля, тот удочерил Виржини, и они уехали: Поля перевели по работе куда-то в другое место. В своей, обитой со всех сторон мягкой тканью, палате я много размышлял обо всем этом. Глупо, наверное: я думал о том, что Элен способна плохо обращаться с Виржини, причинить ей боль, но мне и в голову никогда прийти не могло, что убить того ребенка в нашем квартале могла она. Когда меня стали иногда отпускать, я принялся разыскивать их, и мне это удалось, причем самым примитивным способом — с помощью телефонного справочника. Правда, сначала мне пришлось просмотреть телефонные справочники всех департаментов. Но я их нашел. А дальше все оказалось проще простого. Приехал сюда, нанялся на работу в одну из строительных бригад Стефана Мигуэна и вскоре узнал, что он с ней довольно близко знаком. Это было нечто — жить вот так, совсем рядом с ними… Иногда я видел Виржини в парке — с Полем Фанстаном. Она называла его папой… Нет, я вовсе не собирался вмешиваться в их жизнь — мне хотелось только видеть их время от времени. Это давало мне как бы иллюзию семьи. А на самом деле я, наверное, чувствовал себя страшно несчастным. И жутко ревновал.

Я хорошо представляю себе длинную печальную фигуру среди деревьев — он смотрит, как Виржини смеется, гуляя с другим мужчиной, которого считает своим отцом. Несчастный беглец, которому некуда больше податься, жадно глотающий случайно оброненные крошки чужого счастья…

— А потом я узнал, что Рено, сын Поля, убит. Попробуйте представить себе, до какой степени меня ошеломило это известие! Более того: выяснилось, что он был не первым ребенком, задушенным в здешних местах, — причем началось это как раз с того времени, когда меня стали отпускать из лечебницы! У меня возникает ощущение, будто я вновь погружаюсь в уже забытый кошмар. Но на сей раз я был абсолютно уверен в том, что не совершал этих преступлений! Или я действительно — настоящий стопроцентный сумасшедший, не способный отдавать себе отчет в своих действиях? Чтобы избавиться от терзавших меня вопросов, необходимо было выяснить правду.