Евгения Кретова - Круиз на поражение [СИ litres]

Степан посмотрел на часы – пить кофе времени не осталось, завтракать – тем более. Надо собираться. Тревога и неприятный осадок после стычки с родителеммерзкой жабой шевелились в груди. Еще эта разбитая чашка. И ливень.

Зашел в свою комнату, переодел футболку, нацепил кожаную куртку (сам шил на первом курсе, из обрезков, присланных дедом). Выглянул в окно, надеясь, что дождь хоть немного поутих. Не тут-то было. В небесной канцелярии определенно решили выполнить месячную норму по столичным осадкам.

– Черт подери, – парень с тоской посмотрел на подвешенные у шкафа кофры с упакованной коллекцией. Хорошо хоть коробку с обувью и мелкими аксессуарами догадался спустить в машину накануне вечером.

Решительно направился в кухню – за пакетами для мусора.

Отец все еще восседал там, лениво проглядывая в смартфоне новости. Завидев сына, отложил телефон в сторону, воодушевленно поинтересовался:

– А чего это ты такой загадочный ходишь в последнее время? Пришел, ушел, пришел снова, заперся в комнате…Пакетами вон шуршишь … Куда-то потащил. Я переживаю за тебя, сынок. Не прячешь ли ты там в комнате труп невинной красотки?

И громогласно рассмеялся.

– Не смешно, – Степан шумно выдохнул, покачал головой. – Может, хватит уже? Что ты, как ребенок? Не угомонишься никак…

Отец траурно закатил глаза, повел широким плечом:

– Ну вот. Спорить ты так и не научился, сразу переходишь на личности. «Как ребенок», – он пристально посмотрел в широкую спину сына. – То есть ты не передумаешь?

– Нет, – Степан достал из шкафа скотч, нечаянно хлопнул дверцей.

Отец сердито зашипел и посмотрел на дверь кухни:

– Тихо ты! Мать разбудишь!

– Мать уже сама разбудилась, – в проеме, приоткрыв дверь, показалась моложавая блондинка в легком домашнем платье, прямая противоположность мужу. Стройная будто тростиночка, миниатюрная и голубоглазая. Степану иногда казалось, что отец потому и говорит шепотом в присутствии матери, что боится ее сломать собственным басом. – Кофе угостите? Или уже все выпили?

– Мам, я опаздываю. Прости.

Рванул к коридору.

Мать спохватилась, привлекла его к себе, поцеловала в гладко выбритую щеку, потрепала по плечу:

– Ни пуха. Буду за тебя болеть! – и подтолкнула к выходу.

– Что за него болеть? – пробасил Григорий, прислушиваясь, как в комнате сына шуршат пакеты и скрипит скотч.

– Показ у него сегодня важный, – супруга пристроилась напротив него, забрала из рук кружку с остывшим кофе.

Зажмурилась, отпивая.

Григорий мрачно насупился, побарабанил по столу. Жена лукаво усмехнулась:

– Пыхти-не пыхти, а сегодня он устроит своебудущее.

– Или не устроит…

– Может и так. Только вряд ли он после того, как ему покажут дверь и золотой ключик от нее, все бросит, чтобы начать карьеру дипломата. Еще и выбросив коту под хвост пять лет учебы… Или он не Степан Пас.

– Конечно, Степан Пас, – пробубнил Григорий. – Его готовы взять на третий курс, Таня! Только его физиономии в деканате не хватает! И заявления…

Он стукнул кулаком по столу.

Супруга тут же перехватила его кулак, мягко положила ладошку сверху, придавила к столешнице:

– Тшш. Не шуми!

– Ты вечно его защищаешь.

Супруга лукаво улыбнулась. Сделала еще один глоток голодного кофе.

– Вечно. Его вечно. И тебя – вечно. И вечно вас обоих жду, – она примирительно похлопала по руке, отвернулась к окну: – Эх, дождь-то какой. Как из ведра льет… Это Степка коллекцию в пакеты упаковывает, чтоб не промокла. Гриш, ты б помог ему до машины донести.

Григорий чертыхнулся, поднялся решительно:

– Он взрослый мужик между прочим! Вон судьбу свою решает поперек отца!

Выскочил из кухни.

Татьяна покачала головой, уставилась в окно:

– Ох, дождина-то какой.

Прислушалась к шуму в коридоре:

– Погоди, я помогу спустить, – пробасил Григорий.

Торопливый голос сына:

– Я сам. Все ОК.

Хлопнула дверь.

– Ни пуха, – прошептала Татьяна, озабоченно нахмурилась и будто сразу постарела.

Муж вернулся на кухню, еще более мрачный. Молча селза стол, уставился перед собой.

– Я все сделаю, чтобы он образумился. Это ведь он специально артачится, на зло мне. Дурак. Всю жизнь себе испортит этими тряпками.

Татьяна долго смотрела на него. Молчала.

– Знаешь почему я его поддерживаю? – Спросила, наконец. Она вернула кружку мужу. – Потому что не хочу, чтобы у него потухли глаза… Не смей ему мешать, слышишь?

В ее голосе прозвучал железный характер. Тот самый, в который он влюбился тридцать лет назад. Григорий медленно выдохнул, посмотрел на жену с опаской. И промолчал.

Степан, не оглядываясь, выбежал из квартиры. Уже у лифта мысленно отругал себя, что отказался от помощи отца – все-таки родитель не часто баловал его вниманием, еще реже – желанием помочь. Особенно после того, как получив аттестат в 11 классе, Степан заявил, что не будет поступать в МГИМО. Если зажмуриться, то в ушах снова начнет звенеть отцовский крик. Молодой человек усмехнулся, прислонился к двери лифта. Прикрыл глаза, пытаясь собрать себя. Но ощущение, что что-то треснуло вместе с той любимой чашкой, которую он только что выбросил в ведро, не покидало. Коллекция тяжелела в руках, ладони потели под полиэтиленовым пакетом, скотч противно скрипел.

Молодой человек вышел на лестничную площадку, достал из кармана куртки ключи от машины. Подойдя к окну, нажал на брелок. Тот призывно пискнул, окрасив экран сине-голубым. Загорелась иконка работающего двигателя. Степан удобнее перехватил необъятный кофр и, уже распахивая дверь подъезда, открыл с пульта двери припаркованной у подъезда Ауди.

Дождь с козырька ливанул за шиворот:

– Да блииин, – Степан бросился к машине, прикрывая собой упакованные в полиэтилен кофры с конкурсной коллекцией. Той самой, которую должна была посмотреть сама Мария Стафф.

Он прибыл последним, за два часа до начала показа. Выбранные им девушки-модели сутуло жались в фойе. Стряхивая с себя потоки дождя, Степан кивнул:

– Пошли! – это его мир и его день.

Вчера, после того как он заменил моделей, он забронировал себе отдаленный угол, загородил кронштейнами, навесил на них какое-то барахло – застолбил место. Закуток был тем хорош, что не в проходе. И еще – ровно над ним светила нормальная лампа. Не бликовала, не желтила.

Молодой человек сбросил с плеч мокрую куртку, закрепил кофр на ве́шалах.

– Стефан, что с мейком? У нас только база, – одна из девушек-моделей показала на лицо. И надо как-то быстрее решать, потому что я участвую еще в двух дефиле, мне переодеваться надо.

Степан бросил короткий взгляд, продолжая распаковывать коллекцию. Мокрый полиэтилен падал к его ногам будто старая змеиная чешуя.