Калья Рид - Разгадка [litres]

– А как ты себя чувствуешь, когда думаешь о ней?

– Я только что сказала вам, – огрызаюсь я.

– Нет, ты сказала мне, что думаешь о ней. Что ты ей нужна. И что ты застряла в психушке. Я же спросила, как ты себя чувствуешь.

Ее слова причиняют мне боль.

– Виноватой, – медленно отвечаю я. – Я чувствую себя виноватой.

Я сжимаю пальцы вокруг локтей. Что-то зловещее ложится мне на плечи. Мои мышцы мгновенно напрягаются.

– Почему? – спрашивает она.

Я начинаю отвечать, но умолкаю. Воцаряется минута блаженной тишины. Я не слышу голосов в коридоре. Никакого щебетания птиц за окном, никакого завывания ветра.

И вдруг в моих ушах раздается хлопок. Внезапно я слышу эхо голосов. Они медленно приближаются ко мне и вдруг все разом проникают мне в голову. Теперь в ней настоящий гвалт. Искаженные голоса, и все звучат одновременно.

Мою голову наполняют вопли, крики, визг, смех, плач, стоны. Из-за них мои мысли путаются. Меня выживают из собственной головы.

Мои руки дрожат.

Я действительно теряю контроль над собой, но это вина доктора Ратледж. Да, и до наших сеансов и групповой терапии все было неидеально, но не так ужасно, как сейчас.

Внутри меня начинает нарастать напряжение. Я как будто медленно растворяюсь, исчезаю из собственного тела. Страшно потерять контроль над собой. Хотя я сижу, я чувствую, что теряю равновесие. Мое тело наклоняется вперед.

На меня накатывает волна паники. Я вскакиваю со стула, спотыкаюсь и отлетаю к стене.

– Я знаю, что вы делаете! – кричу я. Мой голос дрожит. Доктор Ратледж с тревогой смотрит на меня. – Вы говорите, что хотите помочь мне выйти отсюда, но это неправда. Вы как все здешние доктора. Вы задаете вопросы, чтобы просмотреть список симптомов. И, если у меня есть какие-то из них, значит, у меня то или это расстройство! Но мне не нужна ваша помощь! – Я перекрикиваю голоса. – Я единственный нормальный человек в этом гребаном заведении, но из-за вас я превращаюсь в очередного психа!

Доктор Ратледж сидит прямо.

– Успокойся, Наоми, – мягко говорит она.

– Нет! – Я тычу в нее пальцем. – Пусть ваша семья упечет вас в психушку. Пусть все, кто вам нужен, кого вы любите, бросят вас, когда вы нуждаетесь в них больше всего!

Я сжимаю руки в кулаки и бью себя по голове. Если ударить посильнее, я, возможно, выбью все эти голоса.

– Стоп. – Доктор Ратледж вскакивает со стула. Видно, что она напугана и не знает, что делать. – Перестань! – кричит она.

Я закрываю глаза и продолжаю размахивать кулаками.

– Наоми! Прекрати!

Ее голос ближе. Поняв это, голоса в моей голове начинают паниковать. Они начинают вопить громче. Они срываются на визг, в моих ушах стоит звон. Это так больно, что по моему лицу текут слезы.

В следующий миг она хватает меня за руки. Я застываю на месте. Это как воздушный шарик, который только что лопнул.

Я поднимаю глаза. Я даже не пытаюсь скрыть свои страх и боль. Пусть доктор Ратледж увидит.

Я вижу, как расширяются ее зрачки, когда она видит все это.

Мою тьму.

Мое бессилие.

Мою боль.

Мое унижение.

Она отпускает мои руки. Они падают тяжело, словно гири. Она обходит стол, кладет на него ладони, сгорбившись застывает на месте и на миг закрывает глаза.

Мы обе молчим. Я качаюсь взад-вперед у стены, она беспомощно смотрит в свой стол. Но затем поднимает голову и смотрит на меня. Передо мной больше не врач. Передо мной просто человек. Со своими недостатками. Со шрамами.

– Знаешь, почему я стала психиатром?

Я тупо смотрю на нее и вытираю щеки тыльной стороной ладоней.

– Почему? – неохотно спрашиваю я.

– Меня всегда зачаровывал человеческий разум. То, как мы воспринимаем вещи. Как мы себя чувствуем. Как выражаем эмоции, – признается она.

Пока что она меня не впечатлила.

– В ординатуре я поняла, что, возможно, за моим решением посвятить себя психиатрии стоит нечто большее.

Я не понимаю, куда она клонит. Но точно знаю, что таких разговоров между врачом и пациентом никогда не бывает. Врачи задают вопросы и ожидают ответов на них. Они никогда не раскрываются, не рассказывают о себе ничего личного.

Я медленно встаю.

– Что вы имеете в виду?

– У меня есть родственники, которые боролись с психическими заболеваниями. Мое увлечение психиатрией идет оттуда. Я хотела выяснить, откуда взялась их боль. Почему они не могут стряхнуть постоянно окружающую их тьму?

Доктор Ратледж вздыхает.

Вряд ли теперь работа дается ей легко, как раньше. За ее словами я вижу боль и печаль. Значит, и в ее прошлом есть темнота.

Я опускаю глаза и рассматриваю вены на тыльной стороне ладони.

– Вы нашли ответ?

– Иногда я думаю, что да, – осторожно говорит она. – Но потом читаю что-то новое или начинаю беседовать с новым пациентом и понимаю, что пытаюсь решить невозможное. У нас никогда не будет надежного ответа. Все по-разному чувствуют, думают, любят и выражают себя. Полагаю, именно поэтому мир все еще вращается.

Я думаю о Лане. Она в ванной, смотрит на свое отражение в зеркале. Она сдалась. Она устала от всей этой боли. Я стою в дверях, прошу ее не сдаваться, но она не желает меня слушать.

По моей коже ползут мурашки. Я изо всех сил стараюсь прогнать эту картинку.

Доктор Ратледж переплетает пальцы и глубоко вздыхает. Я понимаю: время исповеди прошло, и она вернулась к своей обычной роли.

– Я не доктор Вудс. Когда ты говоришь, я тебя слушаю. Я тебе верю. Но мне нужно, чтобы и ты доверяла и открылась мне. Хорошо?

Я знаю, почему она снова ведет себя как врач, но уже скучаю по другой стороне доктора Ратледж. Когда она говорила со мной, мое унижение ослабевало. Я не чувствовала себя неудачницей, которая не в состоянии контролировать собственные мозги. Где-то во время нашего разговора проклюнулось крошечное зерно доверия. Едва заметное, но, по крайней мере, это уже что-то.

– Хорошо, – говорю я.

– Я знаю, что это нелегко для тебя. Просто помни: даже в самых чистых душах поселяется тьма. Ее подчас трудно заметить. Возможно, они овладели искусством скрывать ее от мира. Или же она прячется в самом темном закоулке их сознания. Но она там. Никто в этом мире не свободен от шрамов.

Мои плечи расслабляются. Я киваю. Что уже неплохо.

– Я лишь хочу, чтобы ты рассказала мне свою историю так, как сочтешь нужным. Так, как, по-твоему, это будет лучше всего.

Я делаю глубокий очищающий вдох. Сказать, что я только-только начала рассказывать мою историю, – значит ничего не сказать. Я еще даже не поцарапала ее поверхность.

– Я сказала Лане, что нам лучше пожить в моем доме. Что там она будет в безопасности…

– Мы должны вытащить тебя отсюда, – прошептала я.

Хотя в сарае мы были только вдвоем, я по-прежнему чувствовала страх. Боялась, что ее отец услышит меня и вернется. Я хотела использовать время, которое у нас еще оставалось, чтобы как можно скорее уйти отсюда.