Калья Рид - Разгадка [litres]

Я прижалась спиной к двери. Я ни разу не слышала, чтобы она повышала голос, тем более на меня.

Я примирительно вскинула руки, сдаваясь.

– Да. Да. Можешь говорить. Тебе слово.

Тяжело дыша, она посмотрела на свое запястье, словно оно говорило с ней.

– Однажды… – медленно начала Лана. – Когда мне было двенадцать лет, в гости к моей бабушке пришла знакомая из церкви. Они сидели в гостиной, а я подслушивала за дверью. Моя бабушка спросила ее, как ее дела. У женщины – ей было лет тридцать – на коленях лежала пачка бумажных носовых платков. Она только что на двадцатой неделе потеряла ребенка. «Он все еще здесь, – сказала она и потерла живот, – хотя он умер, я чувствую его каждый день». Она продолжила рассказывать моей бабушке, что иногда задирает рубашку, ожидая увидеть беременный живот, а когда ничего не видит, ей просто хочется умереть. Моя бабушка сказала ей не думать так, сказала, что самоубийство – грех.

Лана продолжала смотреть на нож. Ее взгляд был буквально прикован к его лезвию. Я, наконец, решилась сделать шаг вперед и вытянула руку вперед.

– Но знаешь, что сказала эта женщина? Она сказала: «Грех ли самоубийство? Я знаю, что теперь мой сын обрел покой. Покой и счастье. Я просто хочу быть с ним. Я хочу умереть».

– Сначала я подумала, кому хочется смерти? – Лана посмотрела на меня, посмотрела в упор, не замечая ни протянутой руки, ни настороженного взгляда и, рассмеявшись, сказала:

– Сама мысль о смерти вселяла в меня ужас. Большинство людей как могут стараются ее оттянуть. Но эта женщина ее жаждала. Но потом мне в голову пришла одна мысль. Что, если эта женщина поняла что-то такое, точно знает, что мы все потеряем позже. Когда слез и гнева недостаточно, возможно, смерть – единственный гарантированный способ положить конец вашей боли.

В глазах Ланы стояли слезы.

– Раньше я думала, что насилие и унижение прекратятся. Но теперь понимаю: этого никогда не будет. Тогда к чему терпеть эту боль? Не лучше ли покончить с ней раз и навсегда?

На ее руку упала слеза. Пару секунд мы обе смотрели на ее чистое, гладкое запястье с единственной слезой на нем.

Лана надавила на лезвие. Кожа вокруг него побелела. Я бросилась вперед. Увы, я опоздала. Она полоснула лезвием по запястью, затем по второму.

Ей понадобилось всего две секунды, чтобы сделать это. На лезвии не было ни капельки крови.

Нож упал на пол. Лана ахнула и посмотрела на меня. Я ожидала увидеть в ее глазах ужас по поводу того, что она сделала, но она выглядела счастливой, почти умиротворенной.

Она улыбнулась и посмотрела на кровь. Та медленно, но неуклонно поднималась из-под ее кожи и, стекая по рукам, капала на пол. Капли походили на цветные слезы.

– О господи, – выдохнула я. Оцепенев, я смотрела то на нее, то на кровь.

Жизнь медленно вытекала из Ланы. Она еще смогла поднять руку, наблюдая, как эти красные слезы стекают по ее прозрачно-белой коже.

– Все исчезает, – зачарованно прошептала она.

Я задыхалась. От вида крови меня мутило. Я задержала дыхание и шагнула вперед. Я продолжала смотреть на лицо Ланы, сосредоточив взгляд на ее губах. На них играла легкая улыбка. Я попыталась представить вокруг себя радость и смех, а не безнадежность и отчаяние.

– Лана, что ты наделала? – еле слышно спросила я.

Ее тело рухнуло на мое, как гиря. Я потянулась за полотенцем и в этот момент поскользнулась в скопившейся на полу крови. Мы обе пошатнулись и с громким стуком ударились о стену. Лана положила голову мне на плечо. Я медленно дышала, в оцепенении глядя в потолок. Моя голова пульсировала, и свет надо мной то зажигался, то гас.

Мы обе сидели в гробовой тишине. Было слышно лишь мое судорожное дыхания и слабые вздохи Ланы.

– Она была права, – наконец прошептала Лана. – Умирая, мы обретаем покой.

Я слышала, как тишину нарушает мерное попискивание мониторов. Лана лежала в кровати, отсутствующим взглядом глядя на телевизор на стене.

Я стояла у дверей ее палаты. Единственное, что не давало мне войти, – ее родители. Они примчались в десять часов утра и с тех пор сидели у Ланы. Они провели с ней уже два часа. Вместо того чтобы горестно вздыхать и выражать озабоченность по поводу состояния дочери, они молчали. На их лицах было написано отвращение и разочарование. Ее мать сжимала сумочку и теребила нитку жемчуга на шее. Ее отец выглядел не намного лучше. Губы сжаты в тонкую линию, взгляд холодный, почти ледяной. Он смотрел на Лану так, будто порицал ее позорную слабость.

Я заглянула в комнату и от нетерпения машинально постучала по полу ногой. Они сидели по бокам ее кровати и смотрели в висящий напротив них телевизор. Каждые несколько секунд они моргали, словно роботы, обученные вести себя как живые люди.

На экране возникла рекламная пауза. Мать Ланы прочистила горло. Ее рука потянулась к жемчужинам.

– Оно того стоило? – спросила Лану мать.

Лана повернула голову, моргнула и проговорила медленно, но четко:

– Да, каждый дюйм.

– Для тебя это шутка?

– Абсолютно нет, – сказала Лана. – Я могу придумать более смешные и менее болезненные способы пошутить.

– Я серьезно.

– Я тоже.

– Для нее это шутка, Майкл! – взорвалась мать Ланы. Шумно дыша носом, она встала. – Для нее это все шутка. Она не заботится о том, как это отразится на ее семье. Впрочем, чему удивляться? Если она не заботится о собственной жизни, почему она должна заботиться о нашей?

– Мама…

– Я больше не могу это терпеть. – Она схватила сумочку. Прежде чем выйти за дверь, она оглянулась на мужа, а не на свою единственную дочь. – Я буду в комнате ожидания.

Она поправила ремешок сумочки и пригладила волосы, словно собиралась выйти на сцену. Если подумать, так оно и было. Стоило ей выйти за порог, как она ожила. Она играла главную роль любящей матери. Ей потребовалось немало усилий, чтобы войти в роль.

Дверь за ней захлопнулась. Я прижалась к стене, но в этом не было необходимости. Мать Ланы ни разу не посмотрела в мою сторону. С высоко поднятой головой она шла вперед, и стук ее каблуков эхом отдавался по коридору.

Я вновь заглянула в палату.

Лана смотрела телевизор. Казалось, выходка матери ее не затронула, но я заметила, что ее руки подрагивают.

Майкл же остался. Он сидел на стуле достаточно близко к дочери, его колени прижимались к ее кровати.

– Доктор сказал, что тебя выпишут через несколько дней, – сказал он.

Лана только кивнула.

– Тебе несколько раз в неделю придется посещать психотерапевта, но в целом все вернется к нормальной жизни. И когда я говорю «нормальной», я имею в виду, что ты вернешься домой… Там твое место.

Лана посмотрела на отца.

– Что?

– Тебе нужно жить дома, где мы с твоей матерью сможем присматривать за тобой, следить за тем, чтобы такое больше никогда не повторилось.