Элис Фини - Его и ее

Второе: внушить доверие. Всегда веди себя по-дружески, независимо от того, что на самом деле чувствуешь.

Третье: начинай разговор так, словно у тебя с собеседником много общего.

Четвертое: пусть быстро скажут то, что ты хочешь, чтобы не дать им времени передумать.

Работает каждый раз.

И, наконец, мы записали сюжет в лесу, где умерла Рейчел, как можно ближе к оцеплению, с полицейской лентой, развевающейся на заднем плане. Получилось очень впечатляюще. Вставив маленький эпизод из пресс-конференции Джека, мы сделали двухминутный репортаж с моими комментариями. Недурно для утренней работы.

Грузовик со спутниковыми тарелками прибыл как раз вовремя, и теперь я стою в самом лучшем и близком месте, которое мы смогли найти на краю леса. Ничто не должно заслонять нам небо — чтобы вести прямой репортаж, надо видеть один из спутников. В нашем деле деревья и здания могут представлять проблему. Так же, как и бывшие мужья.

Я подключилась к студии и готова начать, но тут вижу, как на стоянку заезжает кроссовер Джека. Он опоздал. Смотрю в объектив камеры и слышу в наушнике голос режиссера, а затем Кэт Джонс — она сидит на стуле ведущего, некогда моем, и читает вступление к сюжету.

— Сегодня утром в лесу, принадлежащем Национальному фонду Суррея, было найдено тело молодой женщины. Сейчас полиция назвала имя жертвы — Рейчел Хопкинс, учредитель благотворительной организации для бездомных…

Джек встречается со мной глазами. Если бы взглядом можно было убить, я бы уже была мертва.

— …Наш корреспондент Анна Эндрюс присоединяется к нам с последними новостями.

Я проговариваю свой заученный текст за двадцать секунд, изо всех сил стараясь игнорировать настойчивые взгляды Джека и его жесты. К тому моменту, когда я передаю слово обратно студии, он стоит так близко к камере, что легко мог бы ее выключить или сбить. К счастью, подоспел Ричард. Я жду, когда все закончится, и снимаю наушники.

— Эта штука выключена? — спрашивает Джек.

— Теперь да, — отвечает Ричард, снимая камеру со штатива и присоединяясь к техникам в грузовике.

Его не надо просить оставить нас одних.

— Ты что себе позволяешь, черт возьми? — спрашивает Джек.

— Я делаю свою работу.

— А что, если мы еще не оповестили ближайших родственников?

— Ты назвал мне имя жертвы, и я его озвучила.

— Ты прекрасно знаешь, что я сказал его тебе не для этого.

— А почему тогда ты мне сказал? — спрашиваю я, но он не отвечает.

Он бросает взгляд через плечо на грузовик со спутниковыми тарелками, затем наклоняется ко мне немного ближе и почти шепчет:

— Почему ты вчера была здесь?

— О чем ты говоришь?

— Квитанция за парковку со вчерашней датой. Ты все еще не объяснила…

— Опять ты со своим. Думаешь, что я имею к этому какое-то отношение?

— А это так?

Пока мы были женаты, Джек обвинял меня во многих грехах, и еще больше, когда мы расстались, но никогда в убийстве. Неужели даже когда мы жили вместе, он был обо мне плохого мнения? Возможно, тогда он просто лучше это скрывал.

— Вчера я читала новости миллионам людей, так что у меня есть несколько свидетелей, которые могут подтвердить, что меня здесь не было, если тебе надо проверить.

— Тогда как ты это объяснишь?

— Не знаю. Может быть, автомат сломан?

— Конечно. Почему бы нет. Это правдоподобное объяснение.

Джек идет к паркомату и ищет в кармане монету. Я невольно задерживаю дыхание, пока он не вытаскивает пустую руку. Он смотрит на меня через плечо, словно я могу предложить ему мелочь. Когда я этого не делаю, он снова обращает внимание на счетчик. Вижу знакомый жест — он гладит щетину на щеке, эта привычка никогда меня не беспокоила, когда мы только сошлись, но вызывала безмерное раздражение к тому моменту, когда мы расстались.

По идее теперь он должен уйти, не сказав ни слова, но он стоит совершенно неподвижно и смотрит вниз, словно глубоко задумался. Внезапно он наклоняется, отбрасывает несколько опавших листьев в сторону и подбирает с земли серебристую монету. Показывает монету мне, а потом опускает ее в прорезь. Чувствую, как бьется сердце, когда он пальцем стучит по зеленой кнопке. У меня возникает безумное желание убежать, но я остаюсь на месте.

Он хватает квитанцию, которую выплевывает автомат, и изучает ее.

Время словно остановилось, пока я жду, когда он развернется или что-то скажет, но он ничего не делает. Не понимаю, что это значит.

— Ну что? — наконец спрашиваю я.

— Здесь вчерашняя дата — автомат сломан.

— Это ты так извиняешься?

Он поворачивается ко мне лицом.

— Нет. В отличие от тебя, мне не за что извиняться. Тебя не должно здесь быть. Я давно понял, что карьера значит для тебя больше, чем люди. Больше, чем твоя мать, больше, чем я, больше, чем…

— Пошел ты.

У меня из глаз мгновенно хлынули слезы. Мне становится не по себе от внезапно возникшего желания — ведь в данный момент я его очень сильно ненавижу, но я хочу, чтобы он меня обнял. Пусть меня кто-то обнимет и скажет, что все будет хорошо. Это не обязательно должно быть по-настоящему. Я просто хочу вспомнить, что при этом чувствуешь.

— Ты совсем не посторонний человек, и я не уверен, что тебе надо делать репортаж об этом убийстве.

— А я не уверена, что тебе надо пытаться раскрыть его, — отвечаю я, вытирая слезы тыльной стороной ладони.

— Почему бы тебе не сделать нам обоим одолжение и не вернуться обратно в Лондон? Сидеть в студии, о чем ты всегда мечтала?

— Я больше не работаю ведущей.

Сама не знаю, почему произношу эти слова — я же не собиралась. Возможно, мне просто надо рассказать кому-то правду о том, что случилось, но я моментально начинаю жалеть об этом. Я больше не могу делать хорошую мину при плохой игре, и мне отвратительно от того, как он на меня сейчас смотрит. Уж лучше недоумение, чем жалость. В первую очередь мне надо научиться прятать чувства от людей, которые знают меня такой, какая я есть на самом деле.

— Мне жаль это слышать. Я знаю, как много для тебя значила эта работа, — говорит он, и его слова звучат искренне.

— Как Зои? — спрашиваю я, не в силах скрыть неприязнь.

Выражение его лица невольно меняется. Женщина, с которой теперь живет мой бывший муж, одновременно является моей бывшей школьной подругой, как Рейчел Хопкинс. В соцсетях я видела фото Зои и Джека, изображающих счастливую семью, хотя лучше бы и не видела. Это она, а не он, выкладывает снимки в сеть. Маленькая девочка, позирующая между ними, постоянно напоминает мне о том, кем мы были и кем могли бы быть, если бы жизнь сложилась по-другому.

— Надеюсь, что вы очень счастливы вместе.

В моих словах слышится фальшь, хотя я искренне имела в виду то, что сказала.